В. п. — область исслед., вызванных стремлением понять, каким образом и почему мы обращаем свои мысли за пределы текущего момента.
Для начала полезно указать на отличия этого процесса от восприятия времени. Наши «субъективные часы» могут спешить или отставать в сравнении с объективным ходом времени, на них также влияют особенности текущей ситуации — с кем мы, что мы делаем и что чувствуем. Г. Николе отмечает, что психологи одно время возлагали надежды на обнаружение «ощущения времени», сопоставимого с др. модальностями ощущений. Вместо этого оказывается, что ощущение течения времени, вероятно, является не простой, независимой функцией, а возникает в результате сложных процессов обратной связи, к-рую мы получаем из внутренней и внешней среды.
Согласно Л. Франку, ученику Курта Левина, к-рый определял В. п. как «полную совокупность представлений индивидуума о своем психол, будущем и психол. прошлом, существующих в данный момент времени», каждый из нас занимает особое положение в обществе и имеет особую историю развития. Этот индивидуальный способ видения мира проявляется в наших интерпретациях прошлого, настоящего и будущего. По мере нашего взросления, предполагает Франк, наша В. п. расширяется и усложняется, отражая тот уникальный опыт, к-рый мы приобретаем на протяжении своего жизненного пути. Кроме того, на каждом шагу по этому пути на нас оказывают влияние об-во и соц. класс.
Установлено, что В. п. включает неск. измерений: протяженность в будущее, или отрезок времени, на к-рое человек мысленно переносится в будущее; протяженность в прошлое, или отрезок времени, на к-рое человек мысленно переносится в прошлое; плотность, или количество событий в прошлом или будущем, о к-рых человек думает; связность, или степень орг-ции нашей матрицы «прошлого-настоящего-будущего»; устремленность, или ощущение воспринимаемого темпа продвижения в направлении будущего. Индивидуальные В. п. оказываются чрезвычайно сложными, однако они все же позволяют сделать нек-рые обобщения.
Один набор обобщений связан с нашим возрастом и положением в жизни. Мы склонны все в большей степени обращаться мыслями в будущее по мере перехода от детства к зрелости. Чувство быстрого продвижения от настоящего к будущему достигает своей кульминации в юношеском возрасте, хотя переживания будущего еще не достигают своего пика. Прошлое обретает новое значение в середине жизни, когда индивидуум начинает искать баланс между тем, куда он двигался до сих пор, и тем, куда он пока не дошел. Возрастание интереса к прошлому обычно обнаруживается в наступающие за молодостью годы. Это не обязательно означает, что будущее утачивает свое значение. Напротив, это говорит о том, что люди начинают более интенсивно использовать свой собственный опыт.
Пожилые люди часто сохраняют сильное чувство будущего, даже несмотря на то, что объективно им не отпущено для него столь много времени. Стереотип, связанный с тем, что пожилые люди «живут в прошлом», полностью опровергается данными исслед. Умелое использование прошлого опыта, в целом, связано с высокой самооценкой и способностью успешно справляться с трудностями во второй половине жизни.
Второй набор обобщений относится к ситуационным аспектам. Н. Израэли, вероятно, был первым, кто продемонстрировал, что В. п. имеют тенденцию к сужению в стесненных экономических условиях и при невозможности найти работу. В действительности, ощущение «отсутствия перспектив» оказывается более типичным для молодых, чем для пожилых безработных людей. Селигман привлек внимание к др. важному аспекту ситуационного влияния на В. п. — ощущению собственного контроля или эффективности; т. е. делаем ли мы что-нибудь, чтобы достичь каких-то изменений? Исходная концепция Селигмана выражена в термине выученная беспомощность.
См. также Выученная беспомощность
Р. Кастенбаум
.