Повести о присоединении Новгорода
Повести о присоединении Новгорода – летописные повести о походах 1471 и 1477–1478 гг., закончившихся окончательным присоединением Новгорода к Русскому государству. П. о походе 1471 г., восходящая к официальному великокняжескому летописанию, читается в составе Летописей Никаноровской и Вологодско-Пермской, отражающих великокняжеский свод нач. 70-х гг., и в составе Летописных сводов – Московского великокняжеского 1479 г., Московского великокняжеского кон. XV в. и официального летописания XVI в. П. написана в традициях летописных повестей о борьбе с «неверными» (ср. Повесть о Куликовской битве, Повесть о житии Александра Невского и т. д.); использование мотивов этих повестей в рассказе о войне с новгородцами оправдывалось тем обстоятельством, что новгородцев, часть из которых хотела, чтобы новый новгородский архиепископ признал верховную власть киевского (а не московского) митрополита, обвиняли в «латинстве», в сговоре с польско-литовским королем, а следовательно, в «отступничестве». Как подобает «неверным» врагам, новгородцы гордятся и «ярятся», забыв библейские поучения; великий князь скорбит, проливает слезы, молится и только тогда, когда чаша его долготерпения переполняется, вступает в бой. Победа над новгородцами имеет здесь черты чуда: «Мы видехом вас безчисленое множество, грядущее на нас, не токмо против нас идущии, но и еще иные полки видехом в тыл нас пришедших, знамена же имут жолты и большие стяги и скипетры, и говор людский мног, и топот конский страшен, и тако ужас нападе на ны, и страх объят ны, и прият нас трепет», – заявляют в П. сами новгородцы.
Близок к П. о присоединении Новгорода великокняжеского летописания и рассказ, помещенный в нескольких летописях под названием «Словеса избранна от святых писаний о правде и смиренномудрии, еже сотвори... благоверный великий князь Иван Васильевич всея Руси... и о гордости величавых мужей новгородскых...». «Словеса избранна» следуют в Летописи Софийской I младшей редакции за основным летописным текстом; они помещены также в Летописях Софийской II и Львовской и в Летописи Новгородской Дубровского. В этом рассказе, проникнутом такой же враждебностью к Новгородской республике, как и великокняжеский свод, споры об архиепископе объявляются частью некоего единого заговора, отражением которого считается и приглашение в Новгород князя Михаила Олельковича, двоюродного брата Ивана III, состоявшего в вассальной зависимости от польско-литовского короля. Но в великокняжеском своде утверждалось (вопреки действительности), что Михаил Олелькович был приглашен в ходе этого спора, а «Словеса избранны» признавали, что Михаил приехал «преже того». С другой стороны, в «Словесах» резче, чем в великокняжеской летописи, были выражены церковные мотивы. «Дьявольское прельщение» новгородцев доказывается, в частности, тем, что в роли их предводителя выступает «окаанна жена» – вдова посадника Марфа Борецкая, о которой почти ничего не сообщают другие летописи и которая стала популярной в историографии именно благодаря «Словесам избранным». Марфу, несмотря на ее почтенный возраст, автор «Словес» обвинял в намерении выйти замуж за «литовского пана королёва», чтобы владеть вместе с ним «всею Новогородскою землею»; он сравнивал ее с Иезавелью, Иродиадой и другими «злыми женами». Весь поход московского войска сопровождается в этом рассказе чудесами: по божьей воле пересыхают болота, москвичи переходят вброд полноводные реки, новгородцы при виде великокняжеского войска колеблются, «яко пьяны», и обращаются в бегство, побиваемые не человеческими руками, «но невидимого силою живаго бога и помощью великого архангела Михаила». Один из мотивов «Словес избранных» – «чудесное» пересыхание озер и болот – был заимствован более поздней версией великокняжеской летописи – сводом 1479 г.
В отличие от московских великокняжеских П. о присоединении Новгорода новгородский рассказ о событиях 1471 г. совершенно лишен этикетных черт. Рассказ этот сохранился в одной из редакций Летописи Новгородской IV, доведенной до 70-х гг. XV в. (Строевский список). Он составлен очевидцем событий, осуждающим распри между «большими» и «меньшими» людьми и непоследовательную политику «больших», начавших «рать» и не сумевших отстоять Новгорода. В рассказе упоминается «мятежь мног» и прямая измена в городе: осуждается, в частности, некий Упадыш, заколотивший новгородские пушки; указывается, что архиепископ, которому по традиции подчинялась новгородская конница, не согласился на ее выступление против московских сил, а лишь против союзников Москвы – псковичей. Во время самой Шелонской битвы новгородцы, по рассказу летописи, «вопили» на больших людей, то требуя решительного сражения, то ссылаясь на недостаток вооружения: «Аз человек молодый, испротеряхся конем и доспехом». Кроме двух основных московских и новгородского рассказов, о походе 1471 г. повествовали и другие летописи. В большинстве из них изложение имело промосковский характер, но в некоторых (в своде, лежащем в основе Летописи Ермолинской и Летописного свода Сокращенного, в Летописях Псковских) упоминалась жестокая казнь побежденных новгородцев. Кроме того, Псковские летописи упоминали, что Михаил Олелькович приехал еще до споров о новом архиепископе, а уехал до московско-новгородской войны.
Победа 1471 г. не привела еще к прямому уничтожению независимости Новгорода. Формально прежняя новгородская конституция не была отменена, сохранялись вече, посадник, выборная администрация; великий князь подтверждал свое обязательство «держать» Новгород «в старине, по пошлине, без обиды». Именно поэтому великокняжеский свод нач. 70-х гг. (Никаноровская и Вологодско-Пермская летописи), опираясь на СIЛ, тщательно устранял из ее текста все упоминания о том, что такая «старина» когда-то давала возможность новгородцам изгонять своих князей (вместо «выгнаша», «выведоша», «показаша путь» здесь всюду говорится о том, что князь «изыде», «выеха» и т. д. «по своей воле»).
Развернутый рассказ о победе 1478 г. и уничтожении новгородской самостоятельности читается в Московском своде 1479 г. и в следующих за ним официальных летописях кон. XV и XVI в. Рассказ о походе 1477–1478 гг. начинается в Московском своде с сообщения о приезде в Москву весной 1477 г. новгородского посольства, назвавшего Ивана III «государем», об ответном московском посольстве с вопросом, какого «государства» хочет Новгород, и о «мятеже» новгородцев, отрекшихся от своих слов; этот «мятеж» и был объявлен причиной похода на Новгород в 1478 г. Сопоставление с фрагментом из свода 1477 г., сохранившемся в «Летописце от 72-х язык», обнаруживает, что первоначально в великокняжеской летописи не было известия о том, что новгородские послы назвали Ивана III «государем», – очевидно, этот эпизод был введен задним числом в летописный рассказ для обоснования похода 1477–1478 гг. Самый рассказ о походе почти лишен этикетно-литературных черт – он имеет скорее характер официального документа, развернутой разрядной записи. Новгород, в сущности, не оказывал сопротивления великому князю, «бил челом» и просил только об освобождении арестованных Иваном III бояр. Великий князь, исходя из того, что новгородцы якобы сами назвали его «государем», требовал, чтобы они указали, какого хотят «государства великих князей» в Новгороде; он заявлял: «Восхощет нам, великим князем, бити челом наша отчина Великый Новгород, и они знают, как бити челом». Город был взят в осаду, и на новое челобитье князь ответил прежней формулой: если Новгород хочет «бити челом», то «они знают, отчина наша, как им нам, великим князем, бити челом». Только в декабре великий князь сообщил наконец свои условия: «государство», как «в Низовской земли на Москве», «вечю колоколу в отчине нашей в Новегороде не быти, посаднику не быти». Архиепископ и другие новгородские правители согласились на отмену веча и посадничества, и споры велись только о «животах» – земельных владениях новгородских феодалов. Новый порядок был окончательно введен 15 января 1478 г.
Последний новгородский свод времени независимости – HIVЛ по Строевскому списку – заканчивается известием сентября 6985 (1476) г.; рассказа о событиях 1477–1478 гг. здесь нет. Но в Летописи Устюжской нач. XVI в., зависимой от новгородского летописания, сохранился рассказ о московском посольстве 1477 г. по поводу признания великого князя «государем» и о волнениях в городе по этому поводу. Но никакого продолжения этот рассказ не имеет; возможно, что этим известием и заканчивалось независимое летописание Новгорода. Далее в разделе Изд. отмечаем издания трех основных повестей о походе на Новгород в 1471 г.: московской (I), «Словес избранных...» (II) и новгородской (III), а также московской повести о походе 1477–1478 гг. (IV).
Изд.: I. ПСРЛ. М.; Л., 1949. Т. 25. С. 284–291; 1962. Т. 27. С. 129–135; ПЛДР. Вторая половина XV в. М., 1982. С. 376–403; II. ПСРЛ. СПб.. 1853. Т. 6. С. 1–15; III. ПСРЛ. Л., 1925. Т. 4, ч. 1, вып. 2. С. 446–448; ПЛДР. Вторая половина XV в. С. 404–409; IV. ПСРЛ. Т. 25. С. 309–323.
Лит.: История русской литературы. М.; Л., 1946. Т. 2, ч. 1. С. 331–332, 335–336; Лихачев Д. С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М.; Л., 1947. С. 356–362; Истоки русской беллетристики. Л., 1970. С. 271–273; Лурье Я. С. К истории присоединения Новгорода в 1477–1479 гг. // Исследования по социально-политической истории России. Сб. статей памяти Б. А. Романова. Л., 1971. С. 89–95.
Я. С. Лурье
Словарь книжников и книжности Древней Руси.