Akademik

Фотий, митрополит Киевский и всея Руси

Фотий (ум. 1 VI 1431) – митрополит Киевский и всея Руси, автор поучений, посланий и Духовной грамоты. Уроженец г. Монемвасии в Морее (Пелопоннес), грек, «измлада», согласно его Духовной грамоте, он отказался от светского пути жизни и отдал себя под духовное руководство старца Акакия, постригся у него в монахи и выучился соответствующей премудрости. Человек, известный константинопольским императору и патриарху, Акакий в 1397 г. был поставлен в митрополиты Монемвасии, Ф. же стал при нем чем-то вроде епархиального чиновника. Будучи однажды по поручению Акакия в Константинополе, он неожиданно для самого себя и вопреки его сопротивлению 1 сентября 1408 г. был рукоположен патриархом Матфеем в митрополита «Киевского и всея Руси». Очевидно, в то время в Константинополе находилось русское посольство великого московского Князя Василия Дмитриевича, который просил патриарха после смерти митрополита Киприана прислать на Русь нового митрополита. Император Мануил и патриарх Матфей незадолго перед тем ответили отказом на просьбу литовского великого князя Витовта посвятить полецкого епископа, грека по происхождению, Феодосия на киевско-литовскую митрополию (тем самым она выделилась бы из митрополии киевской и всея Руси). Ф., на котором остановили свой выбор император и патриарх, должен был поддерживать единство всероссийской митрополии. Год спустя после рукоположения, 1 сентября 1409 г., Ф. прибыл в Киев, а еще через полгода, в апреле, к Пасхе 1410 г., – в Москву. Согласно Летописи Никоновской (ПСРЛ. СПб., 1897. Т. 11. С. 217), вместе с ним пришел на Русь другой воспитанник старца Акакия, иеромонах Пахомий Болгарин, а также греческий монах Патрикий. Московскую Русь Ф. застал разоренной недавним нашествием Едигея, а митрополичье хозяйство запущенным за три с половиной года после смерти Киприана и разворованным и принялся за его восстановление. В двух грамотах великому князю Василию Дмитриевичу (РИБ. Т. 6. № 35, I и II) Ф. упрекал его за то, что тот «церковь Божию уничижил, насилствуя, взимая неподобающая», ставил ему в пример византийских императоров и князей-предков, в том числе отца великого князя, Дмитрия Донского. Ссылка на Дмитрия Донского интересна как историческое свидетельство о благословении митрополитом Киприаном выступления московского великого князя на битву с Мамаем: «...нашедшим агаряном множицею и дышущим погубити христоименитое людство», князь обратился за руководством к митрополиту и вышел из борьбы победителем: «...святительского призываа окормлениа и поддержаниа и яко некотораго столпа светла, новому Израилю предводяща и его винству направляюща стопы, и сице победоносець великий явися» (слова эти показывают, между прочим, что, согласно представлениям Ф. и великого князя Василия Дмитриевича, митрополит Киприан во время выступления великого князя Дмитрия Ивановича с войском навстречу Мамаю был в Москве). Ф. просил князя вернуть церкви то, что было дано ей его прародителями, и утвердить эти ее права «благочестивым списанием». Какого-то успеха он добился: сохранилась Жалованная грамота великого князя Василия Дмитриевича с запрещением посторонним людям ездить «непошлым» путем, ведшим «на Павловское и на Пустыню», через митрополичью слободку Караш, так называемую «Святославлю», Ростовского уезда (Акты феодального землевладения и хозяйства XIV–XVI вв. М., 1951. Ч. 1. № 2. С. 24). В 1413 г. Ростовский епископ Григорий вернул митрополии село Кудринское. Кроме того, митрополит сразу озаботился вопросами церковной дисциплины паствы и пастырей. Посланием от 29 августа 1410 г. в Новгород (ААЭ. Т. 1. № 369; РИБ. Т. 6. № 33) он убеждает избегать пьянства и пиров, совершать молебны за православных царей и князей, не позволять сожительствовать мужу и жене невенчанными, четвертые браки расторгать, отучать людей от сквернословия, суеверий, ворожбы, запрещает лицам духовного звания заниматься ростовщичеством, венчать «девок менша двунацати лет», участников поединков («поля») велит рассматривать как самоубийц и душегубов (во многом он повторяет тут поучения митрополита Киприана). То же самое он писал в Псков, добавляя только, что тех, кого крестило светское лицо, должен снова крестить священник (РИБ. Т. 6. № 34). Может быть, это первая его реакция на деятельность еретиков стригольников, отвергавших духовенство. Летом 1411 г. Ф. предпринял поездку во Владимир и едва не был захвачен там напавшими 3 июля на город татарами Талыча, действовавшими совместно с возглавлявшимся воеводой Семеном Карамышевым отрядом нижегородского князя Даниила Борисовича. Митрополит случайно спасся, удалившись накануне набега в митрополичью волость Сенеж на Святом озере и скрывшись затем от погони в лесах. Его спутник Патрикий был замучен во Владимирском Успенском соборе. В ознаменование спасения митрополит основал на лесном берегу озера церковь Рождества Богородицы. В 1411 (или 1414) г. при посредничестве Ф. был заключен брак между десятилетней дочерью московского великого князя Анной и наследником византийского престола, старшим сыном императора Манунла Иоанном, благодаря чему между Константинополем и Москвой устанавливалась династическая связь. О том, что церковь придавала этой связи большое значение, свидетельствует шитье на одном из двух сохранившихся саккосов Ф. (хранится в кремлевской Оружейной палате). На каждом из них вышит по-гречески текст Символа веры; но на одном кроме того изображены по одну сторону великие князь и княгиня – Василий Дмитриевич и Софья Витовтовна, по другую – Иоанн VIII Палеолог со своей первой женой, русской княжной Анной (саккос датируется временем до 1417 г., когда Анна в эпидемию умерла), а между ними – трое виленских мучеников: Антоний, Евстафий и Иоанн, убитые в 1347 г. князем Ольгердом и канонизированные в 1374 г. патриархом Филофеем. Эти изображения на богослужебной одежде – ясный символ церковно-политических установок Ф. на единство великорусско-малорусской церкви «всея Руси» и укрепление связей Руси с Византией. Есть на саккосе и шитое изображение самого Ф. Очевидно, при посредничестве Ф. был заключен в 1412 г. союз московского, тверского и литовского великих князей. Однако же как династические связи с Византией, так и единство русской митрополии оказались при Ф. нарушенными. В 1411–1412 гг. Ф. еще удалось беспрепятственно посетить Литву: 8 сентября 1411 г. в Луцке он поставил на Туров епископом Евфимия, в 1412 г. был в Галиче. Но вскоре затем какие-то люди постарались наговорами поссорить с Ф. сначала великого князя Василия Дмитриевича, а затем, бежав в Литву, и Витовта Кейстутьевича. Когда в 1413 г. Ф. захотел либо помириться с Витовтом, либо пойти в Константинополь для встречи с патриархом, он был ограблен в Литве и возвращен в Москву. В 1414 г. при пожаре в Москве сгорел и митрополичий двор, причем, как записано в летописи, огонь от митрополичьей горницы сжег живым клеветавшего на Ф. Савву Авраамиева. В 1415 г. под влиянием литовского князя подчиненные ему полоцкий, черниговский, луцкий, владимиро-волынский, перемышльский, смоленский, гомельский и туровский епископы сначала направили Ф. грамоту с неясными оскорбительными намеками, отказываясь признавать над собой его власть (там же, № 37), а затем, 18 ноября 1415 г., избрали на Киевскую митрополию Григория Цамблака, мотивируя свои действия тем, что в Константинополе, где Цамблаку отказали в посвящении, получение святительского звания зависит от императора и от денег, причем в качестве примеров указывали на поставления в русские митрополиты Киприана, Пимена и Дионисия Суздальского («отсюду быша долгы великы, и проторы мнози, и молвы, и смущениа, и мятежи, убийства и – еже всех лютейше – безчестие церкви Киевской и всей Руси». – Там же. № 38; ср.: ПСРЛ. СПб., 1897. Т. 11. С. 230). Ф. ответил на это обширным Окружным посланием «О нынешнем новом разрушении и мятежи церковнем» (АИ. Т. 1. № 19; РИБ. Т. 6. № 39), стиль которого, выделяя эту грамоту из ряда других его грамот и поучений, сходен (наличием ритмизованных периодов-медитаций, сравнением с единой водой, разделяющейся надвое, обыгрыванием редкого значения слова «епископ» – «посетитель») со стилем Жития Стефана Пермского, написанного Епифанием Премудрым, и анонимного «Слова о житьи и о преставлении великаго князя Дмитрия Ивановича, царя Рускаго». По мнению Е. Е. Голубинского, Ф., сначала плохо знавший русский язык и писавший по-гречески, для этого послания «как будто нашел особого переводчика, который почти совсем избежал указанного недостатка (затемняющей смысл неискусности перевода. – Г. П.), и вследствие этого оно читается легко, производя все то сильное впечатление, на которое было рассчитано» (Голубинский. История церкви. Т. 6. С. 382). В нем ни слова не говорится против Витовта; оно направлено только против подвластных ему епископов. Ф. написал о расколе русской церкви и в патриархию и в 1416 г. получил оттуда со своим же гонцом ответное послание патриарха Иосифа II с просьбой как можно скорее прийти в Константинополь, чтобы совместно решить, что делать (ЛЗАК. СПб., 1865. Т. 3. Прил. С. 26–28; РИБ. Т. 6. № 40. Стб. 357–360). Целая серия посланий Ф. обращена в Псков – по разным вопросам. Из содержания многих из них видно, что он отвечал на полученные оттуда письма. Послание от 9 сентября 1416 г. касается раскола митрополии; там он просит псковичей принимать беглецов из Литвы, кто «от тоя страны уклонится к вам жити» (АИ. Т. 1. № 20; РИБ. Т. 6. № 41). Две недели спустя, 23 сентября, он написал в Псков свое первое послание о еретиках-стригольниках, о которых узнал из «писанья» тамошних священников. Таким образом он продолжил борьбу, которую начали с псковскими еретиками Дионисий Суздальский и под его влиянием патриарх Нил, к которой каким-то образом был, возможно, причастен и Стефан Пермский и которую, насколько мы можем судить, оставил митрополит Киприан. Из этого первого послания Ф. о стригольниках видно, что он знал тогда о них не больше, чем знали в XIV в. Дионисий Суздальский, патриарх Нил и автор Поучения против стригольников, связанного с именем Стефана Пермского, – т. е. что те отвергают церковную иерархию, считая ее недействительной как поставляемую за мзду. Отвечая на это, Ф. указывает узаконенные императором Исааком Комнином траты посвящаемых: одна златница при посвящении в чтецы, три – на дьяконство и три:– на поповство (АИ. Т. 1. № 21; РИБ. Т. 6. № 42; Казакова Н. А., Лурье Я. С. Антифеодальные еретические движения... Прил. № 3). В тот же день и на следующий он отправил в Псков еще две грамоты по вопросам церковной дисциплины и установлений (АИ. Т. 1. № 22 и 23; РИБ. Т. 6. № 43 и 44), а спустя девять месяцев (27 июня 1418 г.) написал в Снетогорский Псковский монастырь о соблюдении общежительного устава и неподсудности игумена и старцев мирским судьям. Это послание тоже ответное, из него следует, что Ф. получил из монастыря Уставную грамоту Дионисия Суздальского; и подобно тому как его предшественник Киприан отменил Уставную грамоту Дионисия в г. Псков, Ф. отменил эту грамоту («того ради, что учинил не по преданию правильному, не в своей области, ни в епископии»). В этом послании Ф. перечисляет три образа монашеской жизни: «...три чины суть иночьства: 1-е – обще во всему житие, 2-е – отшелство, два или три, 3-е – особное каждого житие в манастыри нужи ради, преданое внимающим понести великаго и жестокаго житья». Кроме того, он говорит здесь о недопустимости пьянства (АИ. Т. 1. № 26; РИБ. Т. 6. № 46). Два послания Ф. написал в другой монастырь – Киево-Печерский. Касаясь иноческих обязанностей, он там тоже говорит о пьянстве «некоторых инок, меньших называющихся», которые посещают корчму, «безчинными пьяньствы... себе помрачающе и в смешении корчемных и со иноязычными собе смешающе в преседании и в кощюнах» (ДАИ. № 180). 11 марта 1418 г. в Москве Ф. дал жалованную оброчную грамоту архимандриту Нижегородского Печерского Вознесенского монастыря Иосифу, в ведении которого находились приписные к монастырю церкви и монастыри (дается их перечень), о замене Зборного, Петровского и всех других сборов с церквей в митрополичью казну оброком «с церкви по полтине на Збор» (Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV – начала XVI в. М., 1964. Т. 3. № 303. С. 332). С хозяйственными вопросами связаны также грамоты, данные Ф. в Переяславский Успенский Горицкий монастырь (24 января 1420 г.; пожалование селом Славитинским и деревнями Ивашевой и Софроновой в Переяславском уезде; см.: Там же. № 94. С. 130) и в Московский Чудов (12 ноября 1425 г. на деревни и луга Городецкие «по старую дорогу», которые оспаривали у «чернеца Фадея Михайлова Чюда» Василь Мартинов с сыном Федосом и братом; см.: Там же. № 32. С. 54–56; сохранился подлинник этой грамоты: РИМ, собр. Уварова, ящик 66/20, отд. III, № 3). 12 августа 1419 г. Ф. вновь писал в Псков на тему о церковных службах (для историков гимнографии интерес представляет здесь подробное описание порядка исполнения канона), но коснулся также вопроса о ремонте храмов, советуя полагаться в этом на решении профессионалов – «художника и мастера, на се устроенного». Известно, что вскоре после этого в Псков от него приезжал мастер, «кому лити свинчаты доски», для устройства новой кровли на Троицком соборе (ПСРЛ. СПб., 1851. Т. 5. С. 23). В 1419 г., когда литовский князь Витовт решил воссоединить подчиненную ему часть русской православной церкви с великорусской, Ф. вновь стал на деле митрополитом «Киевским и всея Руси». По этому поводу он написал послание к литовским православным (ДАИ. № 183). В 1420–1421 гг. он ездил в Литву с послами императора (грек Филантропен) и патриарха, крестил в Слуцке сына князя Олелька (Александра) Владимировича Семена и побывал в Мозыре, Галиче, Львове, Владимире Волынском, Вильне, Друтске, Тетерине, Мстиславле и Смоленске. Видимо, во время этой поездки он дал настольную грамоту какому-то епископу на Волыни (начинается словами: «Понеже... соединися церковь русская...» – РИБ. Т. 6. № 49). Известно, что Ф. поставил также Тверского епископа-Антония (1411 г.), двух Ростовских епископов, Дионисия (1418 г.) и Ефрема (1427 г.), Коломенского епископа Амвросия (1419 г.) и Новгородских архиепископов Симеона, прежде называвшегося Сампсоном (1416 г.), и Евфимия I Брадатого, бывшего Емельяном (1424 г.). В 1423 г. Ф. ездил «наперед великиа княгини Софьи» к ее отцу Витовту в Смоленск. Ряд следующих по времени датированных грамот Ф. адресован вновь во Псков и касается затрагивавшихся и раньше вопросов церковной дисциплины духовенства и мирян, а также ереси стригольников. Ф. требует, чтобы священники не подлежали светскому суду, овдовев же, не женились бы снова, а тли в монастырь, и вообще чтобы не было многоженцев; требует, чтобы в пост не устраивались бы «бой и плищ... и позорища безчинная, еже суть Богу мерзькая и ненавидима»; о стригольниках же говорит, что надо «благоуветне» возводить «от помрачениа в прозрение» их духовные очи, а если они будут очень упорствовать, то и «нужами», только – предупреждает он – «кровь и смерть да не будуть на таковых, но инако всяко, и заточении приводите тех в познание, да не погибнуть, ни снидуть во ад в помрачении своем». (Там же. № 51; Казакова Н. А., Лурье Я. С. Антифеодальные еретические движения... Прил. № 4). О том, чтобы не предавали еретиков смерти, Ф. просит и в другой грамоте, от 23 сентября 1427 г. (АИ. Т. 1. № 34; РИБ. Т. 6. № 56; Казакова Н. А., Лурье Я. С. Антифеодальные еретические движения... Прил. № 6), так что в этом его взгляд не менялся. Но изменялось, как можно заметить, его понимание существа ереси, или же увеличивалось знание о мировоззрении стригольников: к известному уже отвержению еретиками иерархии и монашества добавляются в позднейших грамотах сообщения об отвержении ими всего церковного предания и неверии в воскресение мертвых; причем это последнее их мнение заставляет его вспомнить упоминаемых в Новом завете саддукеев (грамота от 22 июня 1427 г. – АИ. Т. 1. № 33; РИБ. Т. 6. № 55; Казакова Н. А., Лурье Я. С. Антифеодальные еретические движения... Прил. № 5). Ф. предостерегал псковичей также против помазания крещаемых «миром латинскым» и просил прислать к нему «единаго от священник, человека искусна», чтобы научить его всем церковным правилам, в том числе правилам церковного пения, и послать с ним в Псков доставленное из Царьграда «миро святое великое» и недостающие книги (АИ. Т. 1. № 35; РИБ. Т. 6. № 58). К упомянутым выше по большей части сравнительно небольшим грамотам можно причислить грамоту в Псков по поводу эпидемии чумы (АИ. Т. 1. № 30; РИБ. Т. 6. № 53), послание Павлу Обнорскому, просившему у него антиминс для освещения церкви (АИ. Т. 1. № 257; РИБ. Т. 6. № 57), и окружное послание к пастве с просьбой вернуть похищенное из церкви чье-то сокровище – возвратить и положить его в церкви, в противном случае вор должен чувствовать себя под святительским запрещением и отлучением (АИ. Т. 1. № 256; РИБ. Т. 6. № 59). Помимо того Ф. написал целый ряд пространных поучений, в одном из которых говорит о важности священства и обязанностях священнослужителей (ДАИ. Т. 1. № 181; РИБ. Т. 6. № 60); в другом, в день Благовещения, сказанном по поводу освящения походной церкви для православных воинов князя Витовта, приводит примеры сверхъестественной помощи в борьбе с врагами из римской и византийской истории и учит входить в церковь со страхом и благоговением (ДАИ. Т. 1. № 182; ПС. 1860. Ч. 2); в третьем, в неделю мясопустную, говорит о втором пришествии, напоминая о том, что тогда никто человеку не поможет, «ни отець, ни мати, ни сын, ни дщи, ни внучата, ни мужь...», но он останется наедине со своею осуждающей совестью; в четвертом, в неделю православия, учит непрестанному повторению «в помышлении своем» Иисусовой молитвы – «или ясте, или пиете, или делаете, или путь шествуете, или стоите, или седите, или ино что творите», объясняет смысл праздника, рассказывает об иконоборчестве, о шестом вселенском соборе, объясняет смысл поста; в пятом, шестом, седьмом, написанных по поводу связанных с природой общественных несчастий, таких как эпидемии, засухи, необычные холода и т. п., он говорит, что все это бывает за грехи человеческие, и призывает избегать блуда, обжорства, сребролюбия, лихоимства, зависти, тщеславия и гордости (третье–седьмое поучения напечатаны: ПС. 1860. Ч. 2, 3; 1861. Ч. 2). В этих поучениях есть совпадения: повторяется тема «самоосудительной совести», повторяется толкование евангельской притчи о царе и должнике, ссылка на великого Дионисия Ареопагита, учащего о том, каким достоит быть священнику. Но это не снижает их очень высокого риторического пафоса и искусства. Некоторые описания, например растрескавшейся от засухи земли, в глубину которой проникает солнечный свет, умирающих без воды зерен в земле, плача остающихся без хлеба людей и голода, написаны, как представляется, очень искусным художником. Сразу же после смерти великого князя Василия Дмитриевича, ночью 27 февраля 1425 г., Ф. послал в Звенигород своего боярина Акинфа Аслебятева (очевидно, родственника Андрея и Родиона Ослебять, любутских бояр, служивших у митрополита Киприана) за братом покойного Юрием. Но тот не захотел идти в Москву, где при поддержке Софьи Витовтовны на великом княжении утверждался ее и Василия Дмитриевича десятилетний сын Василий II, крестник Ф., и пошел в Галич. В том же году как посол юного великого князя Ф. отправился в Галич к ополчившемуся против племянника Юрию Дмитриевичу с требованием отказаться от кровопролития и согласиться на мир. Юрий Дмитриевич повелел своим подданным выйти навстречу Ф., тот же воспринял большое число людей в овчинах как «глум» над ним, и, когда князь предложил заключить только перемирие, митрополит ушел из его города, не благословив его. Летопись сообщает, что сразу же после этого в Галиче начался мор и испуганный князь Юрий, вскочив на коня, догнал и вернул Ф., выслушал от него поучение и обещал ему послать к племяннику своих послов для заключения мира (ПСРЛ. СПб., 1859. Т. 8. С. 92–93). Подобно своему отцу, великий князь Василий Васильевич охранял имущественные права Ф. Так, 20 марта 1426 г. он дал ему жалованную грамоту на владение Царевоконстантиновским монастырем во Владимире, причем разошедшиеся из монастыря и монастырских сел люди, вернувшись, получали, согласно этой грамоте, свободу от всех даней великому князю на пять лет, а пришедшие туда из других княжений – на десять (Акты феодального землевладения и хозяйства XIV–XVI вв. Ч. 1. С. 178). Как и его предшественник Киприан, Ф. стремился восстановить право митрополитов на апелляционный суд в Новгороде в течение месяца. Так, 8 августа 1430 г., в момент отсутствия в Новгороде архиепископа, разрешая Тверскому епископу Илье ставить священников в Бежецкий Верх и на Волок, в этой же грамоте Ф. говорит о своих неудачных стараниях восстановить это утраченное при Пимене митрополичье право и заверяет, что не поставит новгородцам нового архиепископа на место умершего в 1429 г. Евфимия I Брадатого, пока те не уступят (РИБ. Т. 6. № 50; здесь эта грамота датирована 1422 г.; правильно датировал ее 1430-м г. Е. Е. Голубинский – История церкви. Т. 2, 1-я пол. С. 394). Как и Киприан, победы он не достиг. В 1430 г. Ф. был среди многочисленных высокопоставленных гостей великого князя Витовта, созванных тем в Вильну и Тракай на пир в надежде получить от папы королевскую корону. Ф. задержался там на одиннадцать дней после того, как гости разъехались, а затем был отпущен с почестями и дарами приближавшимся к смерти хозяином. В Новом Городке Литовском его догнала весть о смерти Витовта, и там же он имел свидание с пришедшим после него к власти в Литве Свидригайлом Ольгердовичем и его братом, польским королем Ягайлом. В летописи содержится повесть о видении, бывшем Ф. за год и около четырех месяцев до его смерти, – видении ангела, который сообщил ему, что ему дается «седмица» для рассмотрения жизни и «управления паствы» (Повесть о Фотеи, митрополите Киевском и всея Руси, иже виде ангела Господня, показующа ему конец житиа его // ПСРЛ. СПб., 1901. Т. 12. С. 10). После этого Ф. написал Духовную грамоту, взяв за образец – это отмечает и летопись – Духовную грамоту митрополита Киприана: «...написа такоже грамоту преже преставлениа к богу чюдну, по образу преждь сего бывшаго Киприана митрополита» (ПСРЛ. СПб., 1853. Т. 6. С. 144; грамота издана в СГГД и Летописях Львовской и Никоновской). Текстуальных совпадений с образцом здесь, однако же, немного, близость их – в общем строе и содержании: как и Киприан, Ф. говорит о своей жизни, об испытанных бедствиях, о предвещающих смерть болезнях, всех прощает и благословляет (кроме тех священников, которых «по правилом от священства возбранил») и, наконец, поручает князю и его потомству охранять с трудом восстановленное им церковное имущество – «от злата, и сребра, и жемчугу, и камениа, и сосуды сребряныя, и земли, и воды» – и наказывает ничем не обижать его бояр, чернецов и слуг (эта грамота напечатана в двух несколько различных вариантах в СГГД и ПСРЛ. Т. 6). Ф. похоронили в кремлевском Успенском соборе рядом с митрополитом Киприаном. В 1472 г., при перестройке собора, его прах вместе с останками других похороненных там митрополитов был вынут из гроба, причем его обрели «цела суща не всего, едины ноги толико в теле» (ПСРЛ. Т. 6. С. 195), в 1475 г. перенесли в церковь Иоанна под колоколами, а в 1479 г. вернули в перестроенный Успенский собор. Ф. оставил после себя необыкновенно большое по сравнению с предшественниками и преемниками литературно-учительное наследие. Всего его именем надписывается тридцать пять грамот и поучений. В основных своих установках он был последователем своего предшественника, митрополита Киприана. Как и тот, Ф. старался держаться независимо от всех князей, земли которых объединяла его церковь, побуждал их уважать и охранять ее права и руководствоваться ее учением. На деле он был последним митрополитом «всея Руси», объединявшим Великую и Малую Русь. А. А. Шахматов полагал, что по воле и под наблюдением Ф. был составлен общерусский летописный свод, объединивший центральнорусское и новгородское летописания, лежащий в основе ряда позднейших летописей, в первую очередь Летописей Софийской I и Новгородской IV. Он датировал этот свод (Фотиев, или Владимирский, Полихрон) 1423 г. (Шахматов А. А. 1) Общерусские летописные своды // ЖМНП. 1900. № 9; 2) Обозрение. С. 209); М. Д. Приселков – 1418 г. (Приселков М. Д. История русского летописания XI–XV вв. Л., 1940. С. 113 и след.), а Я. С. Лурье вообще отрицает его существование (Лурье Я. С. Общерусские летописи XIV–XV вв. Л., 1976. С. 70–71). Во всяком случае ясно, что во времена Ф. прекратилось составление новгородского варианта общерусского свода (Новгородская IV летопись до 1428 г.), создававшегося путем постатейного соединения выборок из местной новгородской летописи (Летопись Новгородская I) и общерусского свода в основном варианте, очевидно владимирском, отраженном в Софийской I летописи (см.: Прохоров Г. М. Летописные подборки рукописи ГПБ, F.IV.603 и проблема сводного общерусского летописания // ТОДРЛ. Л., 1977. Т. 32. С. 165–198). Ф. принадлежали и были им вложены в библиотеку Московской митрополии, по крайней мере, четыре греческие рукописи, из которых три сохранились и содержат запись митрополита Исидора, об этом извещающую и предающую проклятию всякого, кто захочет книгу похитить. Это: ГИМ, Синод. собр., греч., № 284 (462), Триодь постная и цветная, написанная в 1408–1409 гг. в Москве трапезундским епископом Феодулом; Vaticanus gr. 394 и Vaticanus gr. 717, сочинения Николая Кавасилы, переписанные в 1411 г. в Москве. Две ватиканские рукописи вывез из Москвы в Италию сам митрополит Исидор. Четвертая не дошедшая до нас греческая книга Ф. – Номоканон с толкованиями Вальсамона; в XVI в. им пользовался Максим Грек при переводе для Вассиана Патрикеева толкований Вальсамона (см.: Фонкич Б. Л. 1) Московский автограф митрополита Исидора // Памятники культуры. Новые открытия. Ежегодник. 1974. М., 1975. С. 14–15; 2) Греческо-русские культурные связи в XV–XVII вв. М., 1977. С. 12–23). В XVI в. шестнадцать поучений Ф. и его Духовная грамота под общим названием «Книга, глаголемая Фотиос» были включены митрополитом Макарием в Великие Минеи Четии под 31 декабря (см.: Иосиф, архимандрит. Подробное оглавление Великих Четиих Миней всероссийского митрополита Макария. М., 1892. Стб. 313–318). Изд.: СГГД. Ч. 2. С. 18–22; Иоаннов А. Полное историческое известие о древних стригольниках и новых раскольниках... 4-е изд. СПб., 1831. С. 15–16; ААЭ. Т. 1, № 369; АИ. Т. 1, № 19–23, 26, 30, 33–35, 257; ДАИ. Т. 1, № 180–183; ПСРЛ. СПб., 1855. Т. 6. Софийская 2 летопись. С. 144–148; Поучения Фотия, митрополита Киевского // ПС. 1860. Ч. 2. С. 455–473; Ч. 3; С. 97–112, 223–240, 357–366, 481–500; 1861. Ч. 2. С. 181–204; Буслаев Ф. Историческая хрестоматия. М., 1861. С. 792–799, 933–938; Руководство для сельских пастырей. 1872. № 22. С. 137–147; РИБ. СПб., 1880. Т. 6, № 33–35, 39, 41–44, 46, 48–51, 53, 55–60; Макарий. История русской церкви. 3-е изд. СПб., 1888. Т. 3, № 28. С. 380–385; ПСРЛ. СПб., 1901. Т. 12. Никоновская летопись. С. 11–15; Памятники древнерусского канонического права. СПб., 1908. Ч. 1. С. 269–304, 315–356, 361–388, 391–400, 403–418, 421–438, 465–522; Казакова Н. А., Лурье Я. С. Антифеодальные еретические движения на Руси XIV – начала XVI вв. М.; Л., 1955. Прил. № 3–6. Лит.: Фотий, митрополит Киевский и всея Руси // Прибавления к изданию творений святых отцов в русском переводе. 1852. Ч. 11. С. 207–271; Шевырев Ст. История русской словесности. М., 1858. Ч. 3. С. 168–178; Филарет. 1) История русской церкви. 4-е изд. Чернигов, 1862. С. 110–128; 2) Обзор. С. 100–103; Макарий. 1) История русской церкви в период монгольский. СПб., 1866. Т. 5, кн. 2. С. 193–211; 2) История русской церкви. СПб., 1886. Т. 4. С. 86–104; СПб., 1886. Т. 5. С. 197–216; Правила митрополита Фотия // ПС, 1866. Ч. 1. С. 88–103; Фотий, митрополит Московский // Рязанские епархиальные ведомости. 1870. II. С. 218–221; Хойнацкий А. Святитель Фотий, митрополит Киево-Московский на Волыни // Волынские епархиальные ведомости. 1873. II. С. 570–577; Боголюбский М. С. Московская патриархия. Митрополиты // ЧОЛДП. 1894. № 9; Антоний, архимандрит. Из истории христианской проповеди. 2-е изд. СПб., 1895. С. 327–330, 332–367; Голубинский. История церкви. 1900. Т. 2, 1-я пол. С. 357–413; Вальденберг В. Древнерусские учения о пределах царской власти. Пг., 1916. С. 158–165; Карташев А. В. Очерки по истории Русской церкви. Париж, 1959. Т. 1. С. 339–348.

Г. М. Прохоров

Словарь книжников и книжности Древней Руси.