СОЦИАЛЬНОСТЬ ПОЗНАНИЯ — понятие, выражающее собой многообразные формы взаимосвязи знания, с одной стороны, и его окружения (деятельности, общения, культуры, социума в целом), с др. Специально разрабатывается в социальной эпистемологии, социологии знания, когнитивной социологии науки и имеет давнюю историко-философскую и специально-научную традицию.
Анализ С. п. прошел три этапа развития. На первом (Платон, Ф. Бэкон, Дж. Беркли) он выражался в негативной оценке влияния общества на процесс и результаты познания и требовал «очищения разума» от «идолов», некритически принимаемых «мнений» или коллективных заблуждений. На втором этапе (К. Маркс, Э. Дюркгейм, К. Мангейм) продолжалась критика «фетишизма» и «идеологии», но была показана неизбежность «коллективных представлений», «коллективного бессознательного» (К. Юнг), образующих объективный фундамент гуманитарного знания. Параллельно социологи науки (Р. Мертон, Б. Барбер) занялись исследованиями институциональной и нормативной структуры науки, все еще не признавая, что эти факторы оказывают влияние на естественнонаучное знание. Наконец, на третьем этапе существенный шаг в понимании С. п. сделали социологи науки, ориентированные в той или иной степени на «сильную программу» Б. Барнса—Д. Блура. Уже Т. Кун показал, что, хотя социально-психологическое измерение науки труднодоступно для анализа, оно тем не менее является элементом «третьего», а не «второго мира» (в терминологии К. Поппера), т.е. это вполне объективный когнитивный феномен. Социологам предстояло дополнить историка, вычленив элементы и проследив генезис предпосылочного знания (парадигмы, темы, традиции и т.п.) в науке. Взяв за основу ряд философских идей Маркса, Дюркгейма и Л. Витгенштейна, социологи соединили их с идеями психологии языка и мышления (Л. Выготский), структурализма и функционализма (Э. Эванс-Причард, Б. Малиновский). Так, Эдинбургская школа в социологии науки выступила с программой исследования знания, в которой, в противовес традиционной социологии науки, ставится задача изучения не организации науки или функционирования ее результатов в культуре и обществе, но самой формы и содержания научного знания с точки зрения его обусловленности социальными структурами. Один из ее лидеров Барнс писал: «Чтобы понять процесс познания, необходимо поставить убеждения в отношение к деятельности. Рассмотрение логических отношений между абстрактно понятыми системами убеждений в целом не приводит к успеху. Социолог должен рассматривать убеждения в их связи с функциями в практической деятельности» (Barnes В. Scientific Knowledge and Sociological Theory. L., 1974. P. 39).
Блур добавляет, что социологическая дефиниция знания «будет поэтому отличаться от обыденного или философского его понимания. Вместо того чтобы определять его как истинное убеждение, социолог рассматривает как знание то, что является таковым в реальной человеческой жизни» (Bloor D. Knowledge and Social Imagery. L., 1976. P. 2). Это означает, что «социолог ищет теории, которые объясняют фактически существующие убеждения независимо от того, как сам исследователь оценивает их» (Ibid. P. 3). «Исходным для социального анализа знания, — пишет X. Новотни, — является тот факт, что у людей имеются весомые социальные основания для того, чтобы придерживаться данных представлений и убеждений, коллективно отстаивать их и относиться к ним как к знанию... Хотя с некоторых пор мы привыкли приписывать научному знанию верховный социальный и эпистемологический статус, к которому добавляется привилегия судить о правоте других убеждений, было бы все же большим упрощением отбрасывать как иррацональное, эмоциональное и необоснованное всякое явление, к которому не приложимы стандарты научной рациональности. Допуская иные, социальные стандарты в качестве правомерных, социолог смотрит на науку как на социальный институт и на знание как на социальную конструкцию» (Nowotny H. Science and Its Critics//Counter-movements in Science. Dordrecht, 1979. P. 5). Данные исследователи едины в своей феноменологически-дескриптивисткой установке, солидаризируясь с Витгенштейном в том, что разные формы знания следует изучать как обычаи примитивного племени и, уподобляясь этнографу, заниматься их описанием, а не оценкой. Однако такое описание на деле выливается в реконструкцию, когда, напр., микросоциологи представляют познавательный процесс как «социальное конструирование» (социальное производство) знания.
Идея социального производства, заимствованная когнитивной социологией у Маркса, позднего Витгенштейна и бихевиористской психологии, состоит в рассмотрении знания не столько как результата отражения объективной реальности, сколько как результата особой деятельности. Эта деятельность (данная характеристика особенно относится к науке) имеет своим предметом заранее конструируемые орудия и материалы и предполагает субъективные решения и выбор, регулируемые не четкими писанными правилами, а ситуацией, обстоятельствами. Известный тезис Дюгема—Куайна о «неполной детерминированности» теории фактами (или выводов — доказательствами) и внезапное осознание важной роли субъекта в познании интерпретируются в контексте микросоциологических исследований как свидетельство в пользу «социальной фабрикации» знания (Knorr-Cetina К. The Ethnografic Study of Scientific Work: Towards a Constructivist Interpretation of Science // Science Observed: Perspectives on the Social Study of Science. L„ 1983. P. 115—140). Микросоциологический подход в социологии научного знания (Г. Коллинз) или этнометодологии (М. Линч, Г. Гарфинкель) направлен на детальное изучение «технической фактуры» научной деятельности: особенностей внутри-научной коммуникации, методики эксперимента, протоколирования результатов, использования норм и т.д. В этом же русле находятся исследования, посвященные «дискурс-анализу» или описанию «социальных переговоров» ученых в рамках эпистемических сообществ (работы Б. Латура, С. Вулгара, Г. Гильберта и М. Малкея). Анализ ограничивается, таким образом, сферой «внутренней социальности», т.е. тем содержанием научного знания, которое формируется характером исследовательской деятельности и принятыми формами научного общения. Этот подход как бы противопоставляется тенденции связывания знания с широким социальным контекстом («внешняя социальность»); недаром провозглашается своеобразный «методологический интернализм» (Коллинз, Кнорр-Цетина). Попперовское «знание без субъекта» как бы вытесняется идеей «знания без объекта» — таким специфическим образом реализует себя изначально марксистское требование того, чтобы формы знания и мировоззрения были «выведены» из структуры социального субъекта.
При этом социологи сохранили почти в неприкосновенности сциентистско-объективистскую установку Поппера и Куна. Стимулирующее влияние эпистемологического анархизма (П. Фейерабенд) не было по достоинству оценено, и социальный субъект так и не обрел собственно субъективных, индивидуальных черт, оставшись теперь уже не гносеологической, а социальной абстракцией. Тем самым еще раз была показана неразрешимость данной проблемы в рамках отдельной науки и пусть даже самой современной сциентистской эпистемологии. Разрыв континуума «общество — индивид» оказался непреодолимым без восстановления континуумов «наука — культура», «наука — иные типы познания и сознания». Только этим путем можно продвинуть анализ фундаментальных для теории познания проблем «до- и постпарадигмального развития знания», по Куну. На пути к адекватному пониманию С. п. приходится пересматривать и восстанавливать в правах проблематики индивидуальности в познании и включать в эпистемологию элементы литературоведческого анализа (Р. Рорти).
ИЛ. Касавин
Лит.: Barnes В. Scientific Knowledge and Sociological Theory. L, 197 4; BloorD. Knowledge and Social Imagery. L., 1976; Knorr-Cetina K. The Ethnografic Study of Scientific Work: Towards a Constructivist Interpretation of Science // Science observed: Perspectives on the Social Study of Science. L., 1983; Latour В., Woolgar S. Laboratory Life: The Social Construction of Scientific Facts. L., 1979; Nowotny H. Science and its Critics // Counter-movements in Science. Dordrecht, 1979.
Энциклопедия эпистемологии и философии науки. М.: «Канон+», РООИ «Реабилитация». И.Т. Касавин. 2009.