Akademik

        (от лат.liberaus — свободный), идей-но-политич. движение, объединяющее сторонников буржуазно-парламентского строя и бурж. «свобод» в экономич., политич. и др. сферах. Термин «Л.» вошёл в широкое употребление в 1-й пол. 19 в., когда в ряде зап.европ. государств (Великобритания, Франция и др.) появились политич. партии «либералов», однако истоки Л. восходят к эпохе бурж. революций 17—18 вв. Идеология раннего Л. играла прогрессивную роль, т. к. в ней были сформулированы осн. принципы бурж. обществ. устройства, пришедшего на смену феод. обществу.

        Идеи экономич. Л. высказывались ещё физиократами, однако последовательно и всесторонне политико-экономич. концепция классич. Л. была разработана представителями англ. классич. политэкономии. Выступив с критикой феод. регламентации экономич. жизни, физиократы, а вслед за ними А. Смит, активно поддержали выдвинутый торг.-пром. кругами лозунг «laissez faire» (дословно «не мешайте действовать»), требовавший ликвидации цеховой регламентации, ограничений внеш. торговли и т. д. «Система естеств. свободы» Смита предполагала предоставление полного простора частной инициативе, освобождение экономич. деятельности из-под опеки государства, обеспечение условий для свободного предпринимательства и торговли.

        Идеологи Англ. бурж. революции 17 в. (Локк идр.) внесли существ. вклад в разработку и пропаганду идей бурж.-парламентского строя. Впоследствии многие из этих идей, выдержанных в духе концепции «правового государства» — конституционного правления, основанного на разделении власти между исполнит. и за-конодат. органами, обеспечения осн. политич. прав граждан, включая свободу слова, печати, вероисповедания, проведения собраний и т. д.— вошли в идейнополитич. арсенал Л.

        В 19 в. с утверждением бурж. обществ. строя в Л. постепенно стали нарастать апологетич. тенденции, из идейного наследия выбирались лишь те положения, которые отвечали повседневным нуждам буржуазии как господствующего класса. Вера просветителей в прогресс, в торжество разума уступила место апологии бурж. здравого смысла; идеи нар. суверенитета и равенства были истолкованы применительно к производств. отношениям капиталистич. общества как «равенство возможностей» агентов товарнокапиталистич. производства. Л. выполнял функцию идеологич. обоснования и закрепления в массовом сознании ценностных установок предпринимательского сознания. На протяжении 19 в. Л. отстаивал идею обществ. устройства, при котором регулирование социально-экономич. отношений осуществлялось бы спонтанно, через безличный механизм «свободного рынка». Единств. функцию государства Л. усматривал в том, чтобы охранять собственность граждан и устанавливать общие рамки свободной конкуренции между отд. производителями. Наибольшего расцвета Л. достиг в классич. стране пром. капитализма — Великобритании. Наряду с программой бурж. реформ, рассчитанных на создание благоприятных условий для свободного предпринимательства, было дано этич. «обоснование» нсогранич. погони за прибылью в философии утилитаризма Бентама, в позитивизме Дж. С. Милля, Спенсера.

        С вступлением капитализма в монополистич. стадию и особенно с переходом к гос.монополистич. капитализму идеология классич. Л. подверглась существ. перестройке, прежде всего в вопросе о социально-экономич. роли государства. Возникли концепции «нового Л.», или «неолиберализма». Несмотря на определ. различия, обусловленные нац. спецификой, неолибералы едины в утверждении, будто механизм свободного рынка создаёт наиболее благоприятные предпосылки для эффективной экономич. деятельности, регулирования экономич. и социальных процессов, рационального распределения экономич. ресурсов и удовлетворения запросов потребителей. Однако неолибералы считают, что действие механизма свободной конкуренции не может быть обеспечено автоматически. Они признают, что господство монополий, диспропорции в экономике, кризисы, инфляция деформируют механизм рыночного регулирования и могут привести к глубоким потрясениям всей системы капитализма. Поэтому необходимо постоянное гос. вмешательство в экономику с целью поддержания благоприятных условий для капиталистич. конкуренции.

        В совр. условиях происходит постепенное ослабление идейных и политич. позиций Л. В странах Зап. Европы Л. потеснён социал-демократией и консервативными силами. В США Л., совершив определ. эволюцию и сблизившись с социал-реформизмом, остаётся одним из влиятельных идейно-политич. течений.

        Маркс К., Теории прибавочной стоимости, Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., т. 26; Смит А., Исследование о природе и причинах богатства народов, пер. с англ., М., 1962; Голбрейт Дж. К., Экономич. теории и цели общества, пер. с англ., М., 1979; Аникин А. В., Юность науки. Жизнь и идеи мыслителей-экономистов до Маркса, M., 19793; Совр. политич. сознание в США, ?., 1?80; H a r t z L., Liberal tradition in America, N. Y., 1955; Manning D., Liberalism, L., 1976; Brzezinski Z., The relevance of liberalism, N. ?., 1977; Burdeau G., Le liberalism, P., 1979.

        Б. В. Михайлов.

(от лат. überaus свободный)

свободное убеждение, стремящееся избавиться от традиций, обычаев, догм и т. д. и стать на собственные ноги. Сильный толчок своему развитию либерализм получил в эпоху Просвещения (в противовес схоластике), Реформации (против католицизма), пиетизма (в противовес лютеранству). Как политическое направление либерализм противостоит консерватизму и реакции; как экономическая доктрина выступает за свободное соревнование, за не ограничиваемый государством товарообмен; в области мировоззрения – за космополитизм, терпимость и гуманность; в религиозной области борется против ортодоксии. С точки зрения философии либерализм близок индивидуализму, подчеркивая ценность личности в противовес ценности коллектива. Носителем либерализма во все времена была буржуазия.

    ЛИБЕРАЛИЗМ (от лат. liberalis — свободный) — наименование “семейства” идейно-политических течений, исторически развившихся из рационалистической и просветительской критики, которой в 17—18 вв. были подвергнуты западноевропейское сословно-корпоративное общество, политический “абсолютизм” и диктат церкви в светской жизни. Философские основания “членов либерального семейства” всегда были различны до несовместимости. Исторически важнейшие среди них: 1) учения о “естественных правах” человека и “общественном договоре” как фундаменте легитимного политического устройства (Дж. Локк и др., Договор общественный); 2) “кантовская парадигма” моральной автономии ноументального “я” и вытекающие из нее концепции “правового государства”; 3) идеи “шотландского просвещения” (Д. Юм, А. Смит, А. Фергюсон и др.) о спонтанной эволюции социальных институтов, движимой неустранимой скудостью ресурсов в сочетании с эгоизмом и изобретательностью людей, связанных, однако, “моральными чувствами”; 4) утилитаризм (И. Бентам, Д. Рикардо, Дж. С. Милль и др.) с его программой “наибольшего счастья для наибольшего числа людей”, рассматриваемых в качестве расчетливых максимизаторов собственной выгоды; 5) так или иначе связанный с гегелевской философией “исторический либерализм”, утверждающий свободу человека, но не в качестве чего-то, присущего ему “от рождения”, а как, по словам Р. Коллингвуда, “приобретаемое постепенно постольку, поскольку человек вступает в самосознательное обладание собственной личностью посредством... нравственного прогресса”.

    В модифицированных и нередко эклектичных вариантах эти различные философские основания воспроизводятся и в современных дискуссиях внутри “либерального семейства”. Основными осями таких дискуссий, вокруг которых складываются новые группировки либеральных теорий, отодвигающие на второй план значение различий философских оснований, являются следующие. Во-первых, должен ли либерализм в качестве своей главной цели стремиться к “ограничению принуждающей власти любого правительства” (Ф. Хайек) или это вопрос второстепенный, решаемый в зависимости от того, как либерализм справляется со своей важнейшей задачей — “поддержанием условий, без которых невозможна свободная практическая реализация человеком своих способностей” (Т. X. Грин). Суть этих дискуссий — отношение государства и общества, роль, функции и допустимые масштабы деятельности первого ради обеспечения свободы развития индивида и свободного общежития людей. Во-вторых, должен ли либерализм быть “ценностно нейтральным”, своего рода “чистой” техникой защиты индивидуальной свободы, независимо от того, в каких ценностях она выражается (Дж. Роулз, Б. Аккерман), или он воплощает определенные ценности (гуманность, терпимость и солидарность, справедливость и т. д.), отход от которых и беспредельный моральный релятивизм чреваты для него самыми пагубными, в том числе непосредственно политическими, последствиями (У. Галстон, М. Уолцер). Суть этого типа — нормативное содержание либерализма и зависимость от него практического функционирования либеральных институтов. В-третьих, спор “экономического” и “этического” (или политического) либерализма. Первый характеризуется формулой Л. фон Мизеса: “Если сконденсировать всю программу либерализма в одно слово, то им будет [частная] собственность... Все другие требования либерализма вытекают из этого фундаментального требования”. “Этический” либерализм утверждает, что связь свободы и частной собственности неоднозначна и не неизменна в разных исторических контекстах. По словам Б. Кроче, свобода “должна иметь смелость принять средства социального прогресса, которые... являются разнообразными и противоречивыми”, рассматривая принцип laissez faire лишь как “один из возможных типов экономического порядка”.

    Если у различных видов либерализма, классических и современных, нельзя найти общего философского знаменателя и подходы их к ключевым практическим проблемам разнятся столь значительно, то что же тогда позволяет говорить об их принадлежности к одному “семейству”? Видные западные исследователи отвергают саму возможность дать либерализму единое определение: его история открывает лишь картину “разрывов, случайностей, многообразия... мыслителей, безразличным образом смешанных в кучу под вывеской “либерализм”” (Д. Грей). Общность различных во всех др. отношениях видов либерализма открывается, если их рассматривать не со стороны их философского или политико-программного содержания, но как идеологию, определяющая функция которой не описывать действительность, а действовать в действительности, мобилизуя и направляя энергию людей на определенные цели. В различных исторических ситуациях успешное осуществление этой функции требует обращения к разным философским идеям и выдвижения разных программных установок в отношении того же рынка, “минимизации” или экспансии государства и т. д. Иными словами, единственное общее определение либерализма может заключаться лишь в том, что он является функцией осуществления некоторых ценностей-целей, специфическим образом проявляющейся в каждой конкретной ситуации. Достоинство и мера “совершенства” либерализма определяются не философской глубиной его доктрин или верностью тем или иным “сакральным” формулировкам о “естественности” прав человека или “незыблемости” частной собственности, а его практической (идеологической) способностью приблизить общество к своим целям и не дать ему “сорваться” в то состояние, которое радикально чуждо им. История многократно демонстрировала то, что философски бедные либеральные учения оказывались с этой точки зрения гораздо эффективнее своих философски утонченных и изощренных “собратьев” (сравним хотя бы политические “судьбы” воззрений “отцов-основателей” США, как они изложены в “Федералисте” и др. документах, с одной стороны, и немецкого кантианства — с другой). Каковы же устойчивые цели-ценности либерализма, получавшие в его истории различные философские обоснования и воплощавшиеся в разных практических программах действий?

    1. Индивидуализм — в смысле “примата” морального достоинства человека перед любыми посягательствами на него со стороны любого коллектива, какими бы соображениями целесообразности такие посягательства ни поддерживались. Понятый т. о. индивидуализм не исключает априорно самопожертвования человека, если он признает требования коллектива “справедливыми”. Индивидуализм не связан логически необходимым образом и с теми представлениями об “атомизированном” обществе, в рамках которых и на основе которых он первоначально утверждался в истории либерализма.

    2. Эгалитаризм — в смысле признания за всеми людьми равной моральной ценности и отрицания значения для Организации важнейших правовых и политических институтов общества любых “эмпирических” различий между ними (в плане происхождения, собственности, профессии, пола и т. д.). Такой эгалитаризм не обязательно обосновывается согласно формуле “все от рождения равны”. Для либерализма важно введение проблемы равенства в логику долженствования —“все должны быть признаны морально и политически равными”, независимо от того, вытекает ли такое введение из доктрины “естественных прав”, гегелевской диалектики “раба и господина” или утилитаристского расчета собственных стратегических выгод.

    3. Универсализм — в смысле признания того, что требования индивидуального достоинства и равенства (в указанном понимании) не могут быть отвергнуты посредством ссылок на “имманентные” особенности тех или иных культурно-исторических коллективов людей. Универсализм не должен обязательно увязываться с представлениями о внеисторической “природе человека” и одинаковостью понимания всеми “достоинства” и “равенства”. Он может трактоваться и так, что в каждой культуре — в соответствии с присущим ей характером развития человека — должно быть право требовать уважения достоинства и равенства, как они понимаются в своей исторической определенности. Универсальным оказывается не то, что именно требуют люди в разных контекстах, а как они требуют то, что требуют, а именно — не в качестве рабов, ищущих милости, в которой хозяева по праву могут им отказать, а в качестве достойных людей, имеющих право на то, что они требуют.

    4. Мелиоризм как утверждение возможности исправления и совершенствования любых общественных институтов. Мелиоризм не обязательно совпадает с идеей прогресса как направленного и детерминированного процесса, с которой он был долгое время исторически связан. Мелиоризм допускает и разные представления о соотношении сознательного и стихийного начал в изменении общества — в диапазоне от спонтанной эволюции Хайека до рационалистического конструктивизма Бентама.

    Этой констелляцией ценностей-целей либерализм заявляет о себе как о современной идеологии, отличной от более ранних политических учений. Граница здесь может быть обозначена преобразованием центральной проблемы. Вся досовременная политическая мысль так или иначе фокусировалась на вопросе: “каково наилучшее государство и какими должны быть его граждане?” В центре либерализма другой вопрос: “как возможно государство, если свобода людей, способная выливаться и в разрушительное своеволие, неустранима?” Весь либерализм, образно говоря, вытекает из двух формул Т. Гоббса: “Не существует абсолютного добра, лишенного всякого отношения к чему-либо или к кому-либо” (т. е. вопрос о “наилучшем государстве вообще” лишен смысла) и “природа добра и зла зависит от совокупности условий, имеющихся в данный момент” (т. е. “правильная” и “хорошая” политика может определяться только как функция данной ситуации). Смена этих центральных вопросов и определила общий контур либерального политического мышления, очерченный следующими линиями-положениями:

    1) чтобы какое-то государство могло состояться, в него должны быть включены все, кого это дело касается, а не только добродетельные или обладающие какими-то особыми признаками, делающими их пригодными для политического участия (как это было, напр., у Аристотеля). Это и есть либеральный принцип равенства, который наполнялся содержанием в ходе истории либерализма, прогрессивно распространяясь на все новые группы людей, исключенные из политики на предыдущих этапах. Ясно, что такое распространение происходило посредством демократической борьбы против сложившихся ранее институциональных форм либерализма с присущими им механизмами дискриминации, а не благодаря саморазвертыванию “имманентных принципов” либерализма. Но важно другое: либеральное государство и идеология были способны к такому развитию, тогда как более ранние политические формы (тот же античный полис) ломались при попытках расширения их изначальных принципов и распространения их на группы угнетенных;

    2) если нет абсолютного блага, самоочевидного для всех участников политики, то достижение мира предполагает допущение свободы всех следовать собственным представлениям о благе. Это допущение “технически” реализуется посредством установления каналов (процедурных и институциональных), по которым происходит удовлетворение людьми своих стремлений. Изначально свобода приходит в современный мир не в виде “благого дара”, а в виде страшного вызова самим основам общежития людей со стороны их буйного себялюбия. Либерализм должен был признать эту грубую и опасную свободу и социализировать ее согласно той примитивной формуле “свободы от”, которую столь выразительно передает ранний либерализм. Такое признание и то, что из него вытекало для политической теории и практики, необходимо для реализации самой возможности совместной жизни людей в условиях современности. (В смысле гегелевской формулы — “свобода необходима”, т. е. свобода стала необходимостью для современности, что, конечно, имеет мало общего с “диалектико-материалистическим” толкованием этой формулы Ф. Энгельсом — свобода как познанная необходимость). Но необходимость признания свободы в ее грубой форме отнюдь не говорит о том, что либерализм не идет дальше в осмыслении и практике свободы. Если этически либерализм к чему-то стремился, то именно к тому, чтобы свобода сама по себе стала самоцелью для людей. Формулой этого нового понимания свободы как “свободы для” можно считать слова А. де Токвиля: “Тот, кто ищет в свободе что-либо иное, кроме ее самой, создан для рабства”;

    3) если признана свобода (и в первом, и во втором ее понимании), то единственным способом устроения государства является согласие его устроителей и участников. Смыслом и стратегической целью либеральной политики является достижение консенсуса как единственного реального основания современного государства. Движение в этом направлении, — со всеми его сбоями, противоречиями, использованием инструментов манипуляции и подавления, так же как и с моментами исторического творчества и реализации новых возможностей эмансипации людей, — это и есть действительная история либерализма, его единственное содержательно богатое определение.

    Лит.: Леонтович В. В. История либерализма в России. 1762—1914. M., 1995; Dunn J. Liberalism. — Idem., Western Political Theory in the Face of the Future. Cambr., 1993; Calston W. A. Liberalism and Public Morality. — Liberals on Liberalism, ed. by A. Damico. Totowa (N.J.), 1986; Gray J. Liberalism. Milton Keynes, 1986; Hayek F.A. The Constitution of Liberty. L., 1990; Holmes S. The Permanent Structure of Antiliberal Thought. — Liberalism and the Moral Life, ed. by N. Rosenblum, Cambr. (Mass), 1991; Mills W. C. Liberal Values in the Moden World. — Idem. Power, Politics and People, ed. by I. Horowitz. N.Y, 1963; Rawls J. Political Liberalism. N. Y., 1993; Ruggiero G. de. The History of Liberalism. L., 1927; Wallerstein I. After Liberalism. N. Y., 1995, parts 2, 3.

    Б. Г. Капустин