Akademik

        (от лат. solus — один, единственный и ipse — сам), крайняя форма субъективного идеализма, в которой несомненной реальностью признаётся только мыслящий субъект, а всё остальное объявляется существующим лишь в сознании индивида. С. находится в противоречии со всем жизненным опытом, с данными науки и практич. деятельностью. В последоват. виде С. встречается крайне редко, у отдельных мыслителей (напр., у французского философа и врача 17 в. К. Брюне).

        Сторонники этого направления стремятся, как правило, избежать последовательного С. путём синтеза субъективного и объективного идеализма, тем самым свидетельствуя о несостоятельности своих основоположений. Так, субъективный идеалист Беркли, пытаясь уйти от обвинения в С., заявлял, что все вещи существуют как «идеи» в божеств. уме, который «внедряет» ощущение в сознание людей; он, т. о., переходил на позиции объективного идеализма платонистского типа. К С. вёл и субъективный идеализм Фихте, хотя сам он подчёркивал, что абсолютное «Я», положенное в основу его наукоучения, не есть индивидуальное «Я», а совпадает в конечном счёте с самосознанием всего человечества. Отчётливо проявилась тенденция к С. в философии махизма (эмпириокритицизма) (см. В. И. Ленин, «Материализм и эмпириокритицизм», в кн.: ПСС, т. 18, с. 92—96). Ещё более явно, чем в эмпириокритицизме, к С. вела имманентная философия (Шуппе, Р. Шуберт-Зольдерн).

        Термин «С.» употребляется иногда в этич. смысле как крайний эгоизм, эгоцентризм (т. н. практич. С., по терминологии экзистенциалиста Марселя). Ярким представителем этой формы С. был Штирнер. СОЛОВЬЁВ Владимир Сергеевич [16(28).1.1853, Москва,—31.7(13.8).1900, с. Узкое, ныне в черте г. Москвы], рус. религ. философ, поэт, публицист и критик. Сын историка С. М. Соловьёва. После речи против смертной казни в марте 1881 (в связи с убийством Александра II народовольцами) С. был вынужден оставить преподават. работу. В 80-х гг. выступал преим. как публицист, проповедуя объединение «Востока» и «Запада» через воссоединение церквей, борясь за свободу совести, против нац.-религ. дискриминации. В 90-х гг. занимался филос. и лит. работой; переводил Платона, вёл филос. отдел в энциклопедич. словаре Брокгауза и Ефрона.

        В своей философии, отвергающей материализм рево-люц.-демократич. мысли, С. предпринял наиболее значит. в истории рус. идеализма попытку объединить в «великом синтезе» христ. платонизм, нем. классич. идеализм (гл. обр. Шеллинга) и науч. эмпиризм. Эта заведомо противоречивая метафизич. система, подвергавшаяся беспрерывной перестройке, должна была послужить умозрит. «оправданием» жизненно-нравств. поисков и мифопоэтич. мечтаний С. Полагая, что «нравственный элемент... не только может, но и должен быть положен в основу теоретической философии» (Собр. соч., т. 9, СПБ, 1913, с. 97), С. связывал филос. творчество с позитивным разрешением жизненного вопроса «быть или не быть правде на земле», понимая правду как реализацию христ. идеала (за социалистич. учениями С. признавал лишь относительную общественно-историч. правду). В кон. 70х и в 80-е гг. в обстановке поисков путей преобразования России С. в противовес как радикальнодемократич., так и позднеславянофильскому и официально-охранительному направлениям выступил с социальных позиций, близких к либеральному народничеству. Умереннореформистские политич. взгляды сочетались у него с мистико-максималистской проповедью «теургического делания», призванного к «избавлению» материального мира от разрушит. воздействия времени и пространства, преобразованию его в «нетленный» космос красоты, и с историософской теорией христ. «богочеловеческого процесса» как совокупного спасения человечества («Чтения о Богочеловечестве», 1877—81). Ища практич. путей для решения этой «вселенской» задачи, С. в дальнейшем приходит к теократич. утопии, политич. следствием которой оказывается союз между римским папой и рус. царём как правовая гарантия «богочеловеческого дела» (см., напр., «История и будущность теократии», 1887). Крах этой утопии запечатлен в филос. исповеди С. «Жизненная драма Платона» (1898) и в «Трех разговорах...» (1900). Конец жизни С. отмечен приливом катастрофических предчувствий и отходом от прежних филос. конструкций в сторону христианской эсхатологии.

        Космич. тема решалась у С. нетрадиционно для христианства — на почве платоновского мифа об эро-тич. восхождении; в трактате «Смысл любви» (1892—94) С. развивает мысль о том, что совершенная половая любовь способна восстановить целостность человека и мира и ввести их в бессмертие. Пантеистически и эволюционистски окрашенной космологии С. созвучны косми-ческипреобразоват. идеи ?. ?. Фёдорова и К. Э. Циолковского.

        Некоей гармонизации этих двух исходных тем — космической и социальной — призвана служить метафизика С.: собственно филос. доктрина «всеединства» и ре-лиг.-поэтич. учение о Софии. Предприняв вслед за ранними славянофилами пересмотр «зап. философии» как отвлечённой рассудочности и негативной метафизики, С. противополагает ей в сфере гносеологии «цельное знание» (интуитивное образно-символич. постижение мира, осн. на нравственном усилии личности), а в сфере онтологии — «положит. всеединство», свободное объединение в абсолюте всех оживотворённых элементов бытия как божеств. первообраз и искомое состояние мира. Это всеединство не только мыслилось философом, но и романтически представало перед ним в лице Софии — «вечной женственности»; стихи «софийного цикла», а также эстетич. концепция С. оказали влияние на поэзию и теорию рус. символизма, мн. представители которого видели в С. олицетворение переломной эпохи (см. А. А. Блок, «Рыцарь-монах», «Владимир Соловьев и наши дни», Собр. соч., т. 5, 1962, с. 446—54 и т. 6, 1962, с. 154—59; А. Белый, «Арабески», М., 1911, с. 387—94).

        С. стоит у истоков «нового религиозного сознания» нач. 20 в.: богоискательства и религ. философии Н. А. Бердяева, С. Н. Булгакова, С. Н. и E. H. Трубецких, П. А. Флоренского, С. Л. Франка и др.

        Собр. соч., т. 1 — 10, СПБ, 1911 —142; Письма, т. 1—4, СПБ, 1908—23; Стихотворения и шуточные пьесы, вступ. ст., сост. и примеч. З. Г. Минц, Л., 1974.

        О Владимире С., Сб. 1, М., 1911; Трубецкой Е., Миросозерцание Вл. С. С., т. 1 — 2, М., 1913; Мочульский К. В., В. С. С., Париж, 1936; История философии в СССР, т, 3, М., 1968, гл. X; Спиpов В. В., Философия истории Вл. С. в ее развитии и преемственности, в сб.: Из истории рус. философии 19 — нач. 20 века, М., 1969; Madeу J., W. S. Solowjew und seine Lehre von der Weltseele, Dusseldorf, 1961; Gleixner H., V. Solov'evs Konzeption vom Verhaltnis zwischen Politik und Sittlichkeit..., Fr./M., 1978.

        P. А. Галъцева, И. Б. Роднянская.

(от лат. solus – один и ipse – сам теоретический эгоизм)

философское направление, согласно которому единственно существующим является только субъективное Я и содержание его сознания. Шопенгауэр считал, что представителей крайнего солипсизма можно обнаружить только в доме для умалишенных. Но, однако, имеется и умеренный солипсизм, признающий сверхиндивидуальное Я как носителя содержания сознания, а также методический солипсизм, который, как у Декарта и Дриша, начинается с крайнего солипсизма, для того чтоб от него двигаться к вне Я существующей действительности (см. Солипсизм данного момента, Субъективизм).

(от лат. solus – единственный и ipse – сам) – крайняя форма субъективного идеализма, в к-рой несомненной реальностью признается только мыслящий субъект, а все остальное объявляется существующим лишь в сознании индивида. С. находится в противоречии с жизненным опытом и повседневной человеч. деятельностью. В последоват. виде С. встречается крайне редко, у отд. мыслителей (напр., у франц. философа и врача 17 в. К. Брюне). По словам Шопенгауэра, законченных солипсистов можно найти только среди обитателей дома умалишенных.

Сторонники этого направления стремятся, как правило, избежать явного С. путем синтеза субъективного и объективного идеализма, тем самым свидетельствуя о несостоятельности своих основоположений. Так, Беркли, пытаясь уйти от обвинения в С., заявлял, что все вещи существуют как "идеи" в божеств. уме, к-рый "внедряет" ощущение в сознание людей, и т.о. переходил на позиции идеализма платонистского типа. К С. вел и субъективный идеализм Фихте, хотя сам он подчеркивал, что абсолютное Я, положенное в основу его наукоучения, не есть индивидуальное Я, а совпадает в конечном счете с самосознанием всего человечества. Отчетливо проявилась тенденция к С. в философии эмпириокритицизма (см. В. И. Ленин, Материализм и эмпириокритицизм). Еще более явно, чем в эмпириокритицизме, к С. вела имманентная философия. Шуберт-Зольдерн, напр., заявлял в духе Фихте, что "теоретико-познавательный" С. неопровержим (см. R. von Schubert-Soldern, Grundlagen einer Erkenntnißtheorie, Lpz., 1884). С гносеологич. обоснованием С. выступил также Шуппе (W. Schuppe, Der Solipsismus, в журн. "Zeitschrift für immanente Philosophie", 1898, Η. 3). Тенденция к С. проявляется в разных формах субъективизма.

Термин "С." употребляется также в этич. смысле, как крайний эгоизм, эгоцентризм (т.н. практич. С., по терминологии экзистенциалиста Марселя). Ярким представителем этой формы С. был Штирнер. К "практич. С." тяготеют и мн. представители совр. бурж. "эготизма".

    СОЛИПСИЗМ (от лат. solus— единственный и ipse— сам) — философская позиция, согласно которой несомненно данным является лишь собственный субъективный опыт, данные индивидуального сознания, а все, что считается существующим независимо от него (включая тело, мир внешних сознанию физических вещей, других людей), в действительности — лишь часть этого опыта. Точка зрения солипсизма выражает логику той субъектоцентристской установки, которая была принята в классической западной философии Нового времени после Декарта (см. Субъективное^ Теория позна

    ния, Я). Вместе с тем явное противоречие позиции с фактами обыденного здравого смысла и постулатами научного познания не позволяло большинству философов, придерживавшихся субъектоцентристской установки, делать выводы в духе солипсизма. Так, Декарт, выдвинувший тезис о том, что единственной самоочевидной истиной является утверждение “Я мыслю, следовательно, существую”, с помощью онтологического доказательства утверждал существование Бога, который не может быть обманщиком и поэтому гарантирует реальность внешнего мира и других людей. Беркли, отождествляющий физические вещи с совокупностью ощущений, считал, что непрерывность существования вещей, т. е. невозможность их исчезновения тогда, когда они никем не воспринимаются, обеспечивается их постоянным восприятием Богом. С точки зрения Юма, хотя чисто теоретически невозможно доказать существование внешнего мира и других людей, необходимо верить в их реальность, ибо без такой веры практическая жизнь и познание невозможны. Согласно Канту, опыт является конструкцией Я. Но это не эмпирическое Я, а Я трансцендентальное.в котором в сущности стирается различие между мною и другими. Что касается Я эмпирического индивида, то его внутренний опыт (осознание состояний собственного сознания) предполагает опыт внешний (сознание независимых от индивидуального Я физических предметов и объективных событий).

    Существует два способа понимания смысла солипсизма. Согласно первому, утверждение в качестве единственно реального моего личного опыта влечет также утверждение Я, которому этот опыт принадлежит. Такое понимание совместимо с тезисами Декарта и Беркли. Согласно другому пониманию, хотя единственно несомненным является мой личный опыт; не существует того Я, к которому этот опыт относится, ибо Я—не что иное, как совокупность элементов этого же опыта. Парадоксальность такого понимания солипсизма хорошо выразил Л. Витгенштейн в “Логико-философском трак* тате”, связав это понимание, правда, не с несомненной данностью моего чувственного опыта в виде ощущений (как это было у Юма и Маха), ас данностью мне моего языка и фактов описываемых этим языком. С одной стороны, подчеркивает Витгенштейн, я есть мой мир, с другой стороны, “субъект не принадлежит миру, а представляет собой некую границу мира” (Витгенштейн Л. Философские работы, ч. l. M., 1994, с. 56). “То, что солипсизм подразумевает, совершенно правильно, — считает он, — только это не может быть сказано, но оно обнаруживает себя” (там же). Поэтому “...строго проведенный солипсизм совпадает с чистым реализмом. “Я” солипсизма сжимается до непротяженной точки, остается же соотнесенная с ним реальность” (там же, с. 57). В действительности последовательно проведенная точка зрения солипсизма, отождествляющая с реальным только то, что непосредственно дано в моем опыте, не позволяет считать реальными даже прошлые факты моего сознания, т е. делает невозможным также и непрерывность моего сознания (см. Рассел Б. Человеческое познание. М., 1957, с. 208—214).

    Некоторые представители современной когнитивной психологии (Дж. Фодор и др.) считают; что т н. методологический солипсизм должен быть главной стратегией исследований в этой науке. Имеется в виду точка зрения, согласно которой изучение психологических процессов предполагает их анализ вне отношения к событиям внешнего мира и другим людям. Это, конечно, не солипсизм в его классическом философском понимании, ибо не отрицается существование внешнего мира, а психические процессы, факты сознания связываются с деятельностью головного мозга, существующего как материальное образование в пространстве и времени. Многие философы и психологи (напр., X. Патнэм, Д. Деннет и др.) считают, что точка зрения методологического солипсизма является тупиковой, т. к. невозможно понять сознание и психику вне отношения к внешнему миру и миру межчеловеческих взаимодействий.

    В современной философии все более утверждается точка зрения, согласно которой внутренний мир индивидуального сознания, включая Я, возможен лишь в результате коммуникаций субъекта с другими людьми в реальном физическом мире. Позиция солипсизма могла казаться логически возможной лишь в рамках субъектоцентристской установки классической философии, от которой современная философия отказывается. О невозможности чисто внутреннего опыта и несостоятельности позиции солипсизма Л. Витгенштейн писал в поздних работах. М. М. Бахтин уже с 1920-х гг. показал, что если человек рассматривает себя вне отношения к другим, то с точки зрения самопереживания солипсизм может показаться убедительным, но мы принципиально не можем согласиться с тем же солипсизмом, предлагаемым от имени другого человека. Именно отношение к другому конституирует реальное переживание Я, а не то, из которого исходила философская традиция. См. ст. Сознание, Самосознание, Я к лит. к ним.

    В. А. Лекторский

    СОЛИПСИЗМ В ИНДИЙСКОЙ ФИЛОСОФИИ. В индийской религиозно-философской традиции к идеям солипсизма близко приблизились два учения, в которых особую роль играет концепция “чистого сознания”: среди неортодоксальных учений — буддийская виджняна-вада, среди ортодоксальных — адвайта-веданта. Согласно виджняна-ваде, из всех скандх, или элементов мироздания, реальна лишь скандха внджняны (сознания), тогда как все остальные производны от нее. Поскольку виджняна сама продуцирует не только представления и идеи, но и чувственные данные, можно считать, что эмпирический мир порожден деятельностью сознания. Тем не менее виджняна-вада удерживается от крайних солипсистских выводов благодаря постулированию некоего общего “вместилища сознания” (алатяджяяна). Иначе говоря, с точки зрения буддистов-виджнянавадинов, вселенная — это не проекция моего собственного, субъективного сознания, но общая греза алаявиджняны, к которой отдельное сознание способно лишь время от времени подключаться. Согласно же представлениям адвайта-веданты, реален лишь высший Брахман, который понимается как чистое сознание {джинна), или чистое восприятие (чит, упалабдхи). Весь мир обязан своим существованием временной замутненности этого восприятия (поэтому он по сути своей определяется как авидья, илиневедение), или, чтото же самое, развертыванию “космической иллюзии” (маня). В некоторых направлениях адвайта-веданты существование эмпирического мира прямо сведено к его воспринимаемости (такова дришти-сришти-вада, илиучение о видении, равнозначном творению, адвайтиста Пракашананды (16— нач. 17 в.). Однако еще до формирования этого учения, в компендии, приписываемом адвайтисту Шанкаре, излагается концепция “эка-джива-вада”, своеобразное представление о “единой душе” — грезящей или видящей сны, частью которых все мы и являемся (см. “Сарва-дарщана-сиддханта-санграха”, 12.77—78). Адвайта-веданта пытается уберечься от еолилсистских импликаций благодаря представле

    нию о вечном Брахмане, существующем до и независимо от чьего бы то ни было отдельного, субъективного сознания. Онтологические гарантии спасения и твердая уверенность в существовании этого Брахмана обеспечиваются в ней безусловной опорой на тексты откровения (шрути).

    Н. В. Исаева