Akademik

        адекватное отражение объекта познающим субъектом, воспроизведение его таким, каким он существует сам по себе, вне и независимо от человека и его сознания; объективное содержание чувств., эмпирич. опыта, понятий, идей, суждений, теорий, учений В целостной картины мира в диалектике её развития. Категория И. характеризует как результаты процесса познания с т. зр. их объективного содержания, так и методы, с помощью которых осуществляется познават. деятельность. Понимание И. как соответствия (принцип корреспонденции) знания вещам восходит к мыслителям древности, в частности к Аристотелю. Эта традиция в понимании И. была продолжена в философии нового времени (Ф. Бэкон, Спиноза, Гельвеции, Дидро, Гольбах, Ломоносов, Герцен, Чернышевский, Фейербах и др.).

        В идеалистич. системах И. понимается или как вечно неизменное и абс. свойство идеальных объектов (Платон, Августин), или как согласие мышления с самим собой (теория когеренции), с его априорными формами (Кант). Нем. классич. идеализм начиная с Фихте внёс в трактовку И. диалектич. подход. По Гегелю, И. есть диалектич. процесс развития знания, система понятий, суждений и теорий.

        Т. зр. сторонников субъективно-идеалистич. эмпиризма состоит в понимании истинности как соответст-вия мышления ощущениям субъекта (Юм, Рагсел) или как соответствия идей стремлениям личности к достижению успеха (прагматизм), либо, наконец, как наиболее простой взаимосогласованности ощущений (Мах, Авенариус). Неопозитивисты рассматривают истинность как согласованность предложений науки с чувств. опытом. Конвенционализм (А. Пуанкаре) исходит из того, что дефиниция И.; и её содержание носят условный характер. Представители экзистенциализма трактуют И. субъективно-идеалистически — как форму психологич. состояния личности. В совр. бурж. философии И. рассматривается как внутренне согласованная, когерентная система; конкретизируется идея Лейбница о фактич. и логич. И.; анализируются проблема логич. критерия, законы построения истинных дедуктивных систем, различные аспекты концепции корреспонденции И. и связанное с ней семантич. определение И. и др. Общая черта различных концепций И. в совр. бурж. философии — отрицание объективности содержания знания (в особенности — общественно-историч. знания).

        Согласно диалектич. материализму, объективной И. является такое содержание человеч. представлений, «...которое не зависит от субъекта, не зависит ни от человека, ни от человечества» (Ленин В. И., ПСС, т. 18, с. 123).

        И. - внутренне противоречивый процесс, связанный с постоянным преодолением заблуждений. Наука — не склад готовых иичерпывающих истин, а процесс их достижения, движение от знания ограниченного, приблизительного ко всё более всеобщему, глубокому, точному. Этот процесс безграничен. И. относитель-н а, поскольку мышление отражает объект не полностью, а в известных пределах, условиях, отношениях, которые постоянно изменяются и развиваются. Каждая ступень познания ограничена историч. условиями жизни общества, уровнем практики. Исторически предшествующая теория истолковывается в составе новой! теории как относительная И. и тем самым как частный случай более полной и точной теории (напр., классич. механика Ньютона и теория относительности Эйнштейна). Диалектич. материализм «... признает относительность всех наших знаний не в смысле отрицания объективной истины, а в смысле исторической условности пределов приближения наших знаний к этой истине» (там же, с. 139). Абсолютизация относит. И., увековечение И. порождает заблуждение, догматизм мышления.

        В каждой относит. И., поскольку она объективна, содержится «частичка» абс. знания. Абсолютная И. есть такое знание, которое полностью исчерпывает предмет и не может быть опровергнуто при дальнейшем развитии познания. Человечество движется по пути овладения абс. И., которая в этом смысле складывается из суммы относит. И. «...Человеческое мышление,— писал В. И. Ленин,— по природе своей способно давать и дает нам абсолютную истину, которая складывается из суммы относительных истин. Каждая ступень в развитии науки прибавляет новые зерна в эту сумму абсолютной истины, но пределы истины каждого научного положения относительны, будучи то раздвигаемы, то суживаемы дальнейшим ростом знания» (там же, с. 137).

        Одним из осн. принципов диалектич. подхода к познанию является признание конкретности И., (что предполагает прежде всего точный учёт всех усло-вий, в которых находится объект познания, выделение) главных, существенных свойств, связей, тенденций его развития. Принцип конкретности И. требует подходить к фактам не с общими формулами и схемами, а с учётом реальных условий, конкретной обстановки. В. И. Ленин отмечал, что «...всякую истину, если ее сделать "чрезмерной"..., если ее преувеличить, если ее распространить за пределы ее действительной применимости, можно довести до абсурда, и она даже неизбежно, при указанных условиях, превращается в абсурд» (там же, т. 41, с. 46). К p и т е р и й И. находится не в мышлении самом но себе и не в действительности, взятой вне субъекта, а_заключается в практике. К. Маркс писал, что «вопрос о том, обладает ли чело-веческое мышление предметной истинностью,— вовсе не вопрос теории, а практический вопрос. В практике должен доказать человек истинность, т. е. действительность и мощь, посоюсторонность своего мыш-ления. Спор о действительности или недействительности мышления, изолирующегося от практики, есть чисто схоластический вопрос» (Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., т. 3, с. 1—2). В нашем созна-нии истинно, объективно то, что прямо или косвенно подтверждено на практике, или то, что может быть осуществлено на практике. Если человек сравнивает своё понятие о вещах с др. понятиями, практически уже удостоверенными, он тем самым опосредованно, логически сравнивает своё понятие с самим предметом. Т. о., логич. критерий И. является производным от практического. Соответствие понятия предмету доказывается в полной мере лишь тогда, когда человеку удаётся найти, воспроизвести или создать предмет, соответствующий тому понятию, которое он образовал.

        Проблемы, связанные с теоретич. и социальными условиями постижения И., разрабатываются в теории познания и социологии познания.

        Маркс К., Тезисы о Фейербахе, Маркс К. и Э н-г е л ь с Ф., Соч., т. 3; Энгельс Ф., Диалектика природы, там же, т. 20; его же, Анти-Дюринг, там же; Ленин В. И., Материализм и эмпириокритицизм, ПСС, т. 18; его же, Филос. тетради, там же, т. 29; Совр. проблемы теории познания диа-лектич. материализма, т. 2, М., 1970, гл. 1; Практика и познание, М., 1973; К о ? н и н П. В., Гносеологии, и логич. основы науки, М., 1974; У ё м о в А. И., И. и пути её познания, М., 1975; К у ? с а н о в Г. А., Ленинская теория И. и кризис бурж. воззрений, М., 1977; Чудинов Э. М., Природа науч. И., М., 1977; Материалистич. диалектика. Краткий очерк теории, М., 1980; Основы марксистсколенинской философии, ?., 19805.

        А. Г. Спиркин.

адекватное отражение объективной реальности познающим субъектом, воспроизводящее познаваемый предмет так, как он существует вне и независимо от сознания; объективное содержание человеч. ощущений, представлений, понятий, суждений, умозаключений, теорий, проверенных обществ. практикой. И. есть бесконечная связная последовательность, преемственность результатов познания, все более всесторонне, глубоко отражающего взаимодействующие, изменяющиеся, противоречивые объекты. Это история, понимание И. является основой диалектико-материалистич. разграничения И. относительной и И. абсолютной; с этим же связано марксистское понимание познания как диалектич. движения от относит. И. к И. абсолютной. Вопрос об И. – одна из главнейших проблем диалектич. логики. И. не должна отождествляться с истинностью как с гносеологич. характеристикой адекватного отношения между объективным содержанием знания и объективной реальностью и как понятием формальных условий выражения И. (см. Логическая истинность).

Понимание И. в домарк- систской и совр. бурж. ф и л о с о ф и и. Понимание И. как соответствия знаний вещам было свойственно в античности Демокриту, Эпикуру, Лукрецию. Материалистич. понимание И. в значит. мере было свойственно и Аристотелю, к-рый, как подчеркивает Ленин, связывал понятие И. с отражением человеком объективно существующего предмета. Согласно Аристотелю, "...прав тот, кто считает разделенное (в действительности. – Ред.) – разделенным и соединенное – соединенным..." (Met. IX, 10, 1051 в 9; рус. пер., М.–Л., 1934). Наряду с этим Аристотель развивал идеалистич. положение, согласно к-рому высшие И. представляют собой согласие мышления с идеальными формами.

Материалистич. традиция в понимании И. была продолжена англ. и франц. материалистами нового времени, а затем Фейербахом. Гельвеций и Фейербах безоговорочно отождествляли И. с содержанием человеч. ощущений. " Истинность есть то же самое, что ...ч у в с т в е н н о с т ь" (Фейербах Л., Избр. филос. произв., М., 1955, с. 182–83). Как соответствие предложений в уме вещам, о к-рых идет речь, понимал И. идеалист Лейбниц (см. "Новые опыты", М.–Л., 1936, кн. 4, гл. 5, § 11).

Понимание критерия И., т.е. способа проверки истинности знаний, домарксовскими материалистами было различно. От Эпикура и Лукреция, а отчасти от гедонистич. концепций Древней Индии и Древней Греции идет традиция, признающая ощущение и чувств. опыт вообще за критерий И. Такого взгляда придерживались Ф. Бэкон, Гельвеций, Фейербах, а отчасти Локк (он, а также Спиноза и Лейбниц признавали наличие трех критериев И. – рацион. интуиции, соответствия И. логич. законам и чувств. критерия, – но в разных соотношениях). Нек-рые материалисты (Теофраст, а в новое время – Спиноза) склонялись к рационализму, считая И. самоочевидной в смысле рационалистич. интуиции. Гоббс, при всех колебаниях между сенсуализмом и рационализмом, становился в вопросе о критерии И. в конечном счете на сторону материалистич. сенсуализма.

Поскольку для домарксовского материализма в большинстве случаев было характерно понимание И. как завершенного, раз навсегда данного знания, к-рое абсолютно противопоставлялось заблуждению и незнанию, постольку метафизич. материалисты пытались отыскать абс. критерий И.; одни из них видели его в якобы абс. очевидности ощущений, другие усматривали такой критерий в разуме, поскольку его идеи адекватны вещам. Последнюю т. зр. впервые пытался систематически развить дуалист Декарт, оказавший в этом вопросе влияние, с одной стороны, на материалиста Локка, а с другой, – на идеалиста Лейбница. Франц. материалисты, связывавшие чувств. критерий И. с "интересами" людей, и Фейербах приближались к понятию практики как критерия И. Ломоносов понимал практику как научный и производств. эксперимент. Наиболее приблизились к правильному решению этого вопроса рус. революц.-демократич. мыслители 40–60-х гг. 19 в. Н. Г. Чернышевский признавал критерием И. практику, включая в последнюю и политич. деятельность.

В идеалистич. философии домарксовского периода И. понималась как свойство субъекта, состоящее в согласии мышления с самим собой, с его априорными формами (Кант), или же как вечное, вневременное, неизменное и безусловное свойство идеальных объектов (Платон, Августин). В послекантовский период истории идеализма получили развитие взгляды на И. как на: 1) свойство самих идеальных объектов, т.е. как на нечто такое, что существует безотносительно к человеч. познанию; 2) как особый вид духовных "ценностей" или же как 3) формальный атрибут суждений (предложений), что вело к отождествлению И. и истинности. Наиболее разработанной идеалистич. теорией И. в антич. философии была теория Платона, согласно к-рой И. есть некая сверхэмпирич. вечная идея ("идея И."), одновременно – вневрем. свойство прочих "идей", а через "причастность" человеч. душ миру идей – и некое идеальное качество в человеч. душе. В ср.-век. философии влиянием (с 13 в.) пользовалась, в частности, концепция истины Фомы Аквинского, идеалистически толковавшего учение Аристотеля. Августин, опиравшийся на взгляды Платона, проповедовал учение о врожденности истинных понятий и суждений. В новое время эта концепция развивалась Декартом, картезианцами и кембриджскими платониками. Нем. классич. идеализм, начиная с Фихте, внес в понимание И. важные диалектич. идеи. По Гегелю, "идея есть истина в с е б е и д л я с е б я..." (Соч., т. 1, ч. 1, М.–Л., 1929, с. 320), развертывающаяся в процессе диалектич. развития. Гегель впервые понял И. как процесс развития знания. В бурж. философии конца 19 – сер. 20 вв. все более усиливается иррационалистич. подход к анализу понятия И., связанный с приуменьшением роли этого понятия в философии. Так или иначе деформируют понятие И. бурж. философы, причисляющие себя к сенсуалистам и рационалистам. Пафос И., характерный для великих философов прошлого, отвергнут совр. бурж. философами. Этот страх перед И. наглядно характеризует кризис совр. бурж. философии. Так, экзистенциалисты вслед за Кьеркегором рассматривают ныне И. как форму психич. состояния личности, представители т. н. философии жизни видят в ней выражение определ. иррациональных потребностей и эмоций. Отсюда проистекает крайний релятивизм в понимании И. Экзистенциалисты, в частности, противопоставляют понятию объективной И. (видя в объективности лишь общепринятость, не более) представление о личной И., якобы интуитивно постигающей бытие. Т. зр. сторонников субъективно-идеалистич. эмпиризма состоит в понимании истинности как соответствия мышления ощущениям субъекта (Рассел вслед за Юмом) либо как соответствия идей и поступков стремлениям личности (Джемс: истинно то, что "ведет вперед"; Файхингер: И. есть удобная для субъекта фикция), либо, наконец, как наиболее простой, "экономичной" взаимосогласованности ощущений (Авенариус, Мах). Шлик и Нейрат рассматривали истинность как согласованность предложений науки с чувств. опытом индивидуального субъекта, а в конечном счете – как взаимосогласованность предложений друг с другом в их системе. Конвенционалисты (Пуанкаре, Карнап) утверждали, что дефиниция И. и ее содержание носят условно-договорный характер. Нек-рые субъективно-идеалистич. концепции И. изображают процесс познания как заранее обреченную на неудачу "погоню" за вечно ускользающей И. и отрицают диалектич. переход от относит. И. к абсолютной. Неокантианцы баденской школы, использовав в измененном виде платоновское представление об "идее И.", объявляют И. абсолютной духовной ценностью, возвышающейся над изменчивым и субъективным бытием. Но как ценность И., согласно учению баденцев, не существует, она лишь "имеет значение" (gilt). Нек-рую связь с этой концепцией имеет объективно-идеалистич. понятия абс. И. в неотомистской философии, в к-рой И. есть одновременно особый род бытия. Эта связь идет через учение "критического реалиста" Сантаяны.

Согласно объективно-идеалистич. концеп- циям в совр. бурж. философии, И. оказывается особым идеальным объектом (Маритен, Н. Гартман, Уайтхед, Флюэллинг). Подобные концепции, мистифицирующие И., неразрывно связаны с мистификацией самого бытия как трансцендентного, сверхчувственного, с отрицанием принципа отражения объективной реальности в сознании людей. Эти концепции приводят к пониманию И. как чего-то вечного и неизменного (Ф. Брентано, К. Твардовский, отчасти Э. Гуссерль). Нек-рые идеалисты вообще отрицали существование критерия И., поскольку отрицали саму И. (в античности скептик Пиррон) или же считали все истинным (в новейшее время имманент Шуберт-Зольдерн).

Идеалисты-рационалисты считали критерием И. само мышление, поскольку оно ясно и отчетливо мыслит объект. Этот взгляд, характерный для Декарта, Лейбница и нек-рых др. мыслителей 18 в., неразрывно связан с представлением о самоочевидности первоначальных истин, постигаемых с помощью интуиции интеллектуальной. Рационалистич. концепция И. и ее критерия, в своеобразной форме отразившая и абсолютизировавшая достижения математики 17 в., сыграла исторически прогрессивную роль в борьбе против схоластики и теологии. Однако неудовлетворительность этой концепции заключается в ее субъективизме; если критерием И. является ясность и отчетливость, то в таком случае возникает вопрос о критерии ясности и отчетливости. Кант принимал в строгом смысле слова только формально-логич. критерий И.: согласие познания со всеобщими формальными законами рассудка и разума. В то же время он признавал недостаточность такого критерия И. для содержат. знания. Несостоятельны утверждения абс. идеалистов (Брэдли) и неокантианцев (Кассирер) конца 19 в., согласно к-рым критерием И. является внутр. непротиворечивость самого мышления. Наиболее крайнее выражение субъективистское перенесение критерия И. в мышление получило у конвенционалистов (Пуанкаре, Леруа в конце 19 в., Айдукевич и Карнап в 30-х гг. 20 в.), к-рые сводили критерий И. к формально-логич. согласованности суждений науки с исходными или позднее введенными условными соглашениями. Айдукевич и Карнап придали принципу конвенционализма "лингвистический" характер, объявив (1935, 1938) конвенциональным смысл исходных понятий наук, приписываемый им согласно принятым дефинициям (на основе семантич. правил смысла).

Субъективные идеалисты сенсуалистич. направления усматривают обычно критерий И. в непосредств. очевидности ощущений (Аристипп, а в новое время – отчасти Беркли), в согласованности понятий или суждений с чувств. данными (Юм). Развитием этого взгляда явились идеи Конта и Спенсера, а затем неопозитивистский верифицируемости принцип (Шлик, Карнап, Нейрат, Гемпель). Рассел и Пап в понимании И. восприняли (через неореализм) элементы платонизма: истинность предложений, в отличие от их проверяемости, они сами рассматривают как некое идеальное свойство выражаемых ими суждений. Карнап и Райхенбах, стремясь смягчить субъективно-идеалистич. характер принципа верификации, заменили сенситивную верификацию "знанием условий истинности" (confirmability), степени к-рого исчисляются вероятностно. Предложение "мир будет существовать после моей смерти", по мнению Карнапа, недостоверно, но вероятно, т.к. мы примерно знаем, при каких принципиальных условиях оно было бы истинно (если бы др. люди воспринимали мир после смерти данного субъекта). От confirmability Карнап отличает testability, т.е. знание конкретных способов проверки предложения (описание соответств. экспериментов и т.д.).

В сер. 30-х гг. 20 в. понимание критерия И. у ряда представителей логич. позитивизма эволюционировало от признания верификации критерием истинности суждений об элементарных чувств. фактах и от признания взаимосогласованности положений логики и математики и их согласованности с исходными, конвенционально принятыми аксиомами в качестве критерия логич. И. к принятию в качестве единств. критерия И. принципа взаимосогласованности предложений в системе друг с другом и с принятыми законами логики (Нейрат, Гемпель; в 1934–35 Карнап: базисом науки являются не факты, но предложения). Этот критерий И. представлял собой позитивистскую абсолютизацию понятия аналитичности. Понятие И. как взаимосогласованности предложений друг с другом в их системе привело в философии к формалистич. варианту прагматистского истолкования И.: каждый субъект может иметь свою систему И. при условии согласованности и непротиворечивости их друг другу. Следовательно, любая псевдонауч. система суждений может быть объявлена истинной, если только она отвечает вышеуказ. формалистич. критерию. На семантич. этапе эволюции неопозитивизма (с конца 30-х гг.) проблема соотношения предложения и чувств. действительности была подменена проблемой соотношения данного предложения и предложения, утверждающего его истинность; отношение же предложения к чувств. фактам было исключено из теоретико-познават. рассмотрения. Тем самым логич. позитивисты ошибочно абсолютизировали осуществленную А. Тарским в 1931 (опубл. 1935) формализацию чувств. критерия И. (посредством включения его в т. н. семантич. понятие И.). Тарский в работе "Понятие истины в формализованных языках" (1935) показал, что понятие И. является метаязыковым понятием (см. Метаязык). Перенесение проблемы И. из предметного языка в метаязык означало утверждение логич. эквивалентности истинности предложения и факта его написания (в смысле факта его утверждения, т.е. принятия в рамках данной семантич. системы): p ≡ "p" истинно, где ≡ есть знак логич. эквивалентности. Эта формула (т. н. условие материальной адекватности семантич. дефиниции) и соответств. ей утверждение эквивалентности ложности предложения и его отрицания вполне логически оправданы внутри нек-рых дедуктивных исчислений. Логические же позитивисты с целью уйти от проблемы соотношения суждений и объективной реальности философски неправомерно использовали эту формулу; они ее абсолютизировали, утверждая (Айер), что истинность есть "псевдопредикат".

Ряд концепций критерия И. в бурж. философии представляет собой эклектич. соединение субъективно-рационалистич. и субъективно-сенсуалистич. точек зрения. Таким был махистский принцип "экономии мышления", восходивший к идее Энесидема и Беркли об "общем согласии" людей. Ленин доказал, что принцип "экономии" в его махистском применении ведет к абсурду. Наиболее "экономным" по содержанию можно считать только то мышление, к-рое объективно правильно отражает внешний мир.

В отличие от субъективных идеалистов, представители объективного идеализма пытались найти критерий И. в самих идеалистически понимаемых объектах. Так, по Гегелю, критерий И. состоит в "соответствии понятию", к чему сводился и допускаемый им критерий практики. Однако Гегель, в рамках идеалистич. понимания И. и ее критерия, смог угадать значение практики человека для решения проблемы. И. как совпадение (тождество) человеч. понятий с идеальной структурой мироздания достигается, согласно Гегелю, тем путем, что человек создает предмет, соответствующий понятию, чем и доказывает соответствие понятия его предмету, т.е. абс. духу, ибо повторяет акт божеств. творения мира абс. духом, идеей, мировым разумом. Ошибочность этой т. зр. заключается в том, что понятие у Гегеля первично, субстанционально. Неотомисты допускают низший и высший критерий И. (соответствующие различению "истин разума" и сверхразумных "истин веры") – "соответствие интеллекта вещи" и "божественное откровение", причем бог есть сам высшая "истина бытия".

Критика Энгельсом Дюринга и ленинская критика в труде "Материализм и эмпириокритицизм" различных разновидностей субъективно-идеалистич. концепций И. позволяет полностью раскрыть несостоятельность всех "новейших" идеалистич. теорий И., истинности и критерия И.

Основы марксистского понима-н и я И. Материализм вообще и диалектич. материализм в особенности понимает И. как объективную И. При этом диалектич. материализм утверждает, что И. как познават. "образ" субъективна по форме и объективна по содержанию при определяющей роли последнего. Содержание истинных теорий объективно в том смысле, что оно не зависит от человека и человечества.

И. относительная и абсолютная. Диалектич. материализм, в отличие от метафизич. материализма, понимает И. как исторически обусловленный процесс отражения действительности. И. относительна, поскольку на каждом этапе историч. развития она отражает объект лишь в известных пределах, условиях, отношениях, к-рые изменяются. В этом смысле И. неполна, не исчерпывает всего содержания объекта, приблизительна. Диалектич. материализм "...признает относительность всех наших знаний не в смысле отрицания объективной истицы, а в смысле исторической условности пределов приближения наших знаний в этой истине" (Ленин В. И., Соч., т. 14, с. 124). Абсолютизация относит. И., увековечение И. порождает заблуждение. Реакц. классы, не заинтересованные в полном познании, стремились к более или менее значительному искажению И., к тенденциозному подбору и освещению фактов. По мере прогресса познания человечество все более преодолевает относительность И., хотя и не в состоянии устранить ее нацело. В каждой относит. И., поскольку она объективна, частично содержится абсолютная. Поэтому теория познания диалектич. материализма – враг релятивизма и отвергает истолкование относительности И. в смысле фатальной неустранимости заблуждений, якобы коренящихся в биопсихич. несовершенстве человека или в его антропологич. природе. Абс. И. представляет собой такого рода знание, к-рое тождественно своему предмету и потому не может быть опровергнуто при дальнейшем развитии познания. Она есть: результат познания отд. сторон изучаемых объектов (констатации фактов, что не тождественно абс. знанию всего содержания данных фактов); окончат. знание определ. аспектов всей действительности (напр., определение материи Лениным); то содержание относит. И., к-рое сохраняется в процессе дальнейшего познания; полное (актуально никогда целиком не достижимое) знание о мире. Человечество в своем развитии движется по пути овладения абс. И., к-рая в этом смысле складывается из суммы относит. И. Пределы истинности знания не могут быть установлены заранее, они изменяются с изменением условий и объектов.

И. к о н к р е т н а, абстрактной И. нет. Это значит, что И. связана определ. условиями, в к-рых находится объект, отражает строго определ. стороны объекта и т.д. Высшая ступень конкретности И. состоит во всестороннем познании объекта с учетом всех существ. моментов данной стадии противоречивого развития объекта, в отличие от эклектич. смешения всех сторон и признаков явления (см. Конкретное, Эклектика). Классич. образцами конкретной И. являются ленинская теория о возможности победы социализма в одной стране и решение в документах КПСС проблемы мирного сосуществования социалистич. и капиталистич. мировых систем. Догматизм и ревизионизм в рабочем движении связаны с определ. искажениями в понимании относительности и конкретности И.: первый враждебен творч. характеру марксистско-ленинской теории, второй изменяет самому существу марксизма.

Поскольку И. выражается в логических формах: высказываниях, суждениях, умозаключениях и т.д., правомерно говорить о конкретности высказывания, суждения, умозаключения.

Т.н. "окончательные", или "вечные", И. оказываются таковыми лишь в относит. границах как в смысле их применения к огранич. области, границы к-рой в нек-рых случаях в дальнейшем могут раздвигаться или сужаться, так и в других случаях в смысле своей точности. Дальнейшее развитие И. такого вида происходит через включение в выражающие их суждения все более полных указаний на необходимые условия их истинности.

Учение диалектич. материализма о единстве относительной и абс. И., об объективности и конкретности И. полностью подтверждается всей историей науки. История науки есть история "...живого, плодотворного, истинного, могучего, всесильного, объективного, абсолютного человеческого познания" (там же, т. 38, с. 361), равно отвергающего как абсолютизацию достигнутых науч. И., так и субъективистское, скептическое их отрицание. С др. стороны, сами ошибки на пути познания, вырастая из односторонности относит. И., сигнализируют о недостаточности последних, и осознание этого способствует движению к более высокому этапу познания. Практика – критерий И. Согласно диалектико-материалистич. учению, критерий И. не может быть найден ни в сознании субъекта как таковом, ни в познаваемом объекте. Поскольку И. предполагает определ. познават. отношение субъекта к объекту и в этом смысле "истина относится не только к субъекту, а также к объекту" (Плеханов Г. В., Избр. филос. произв., т. 3, 1957, с. 501), постольку критерий И. должен представлять собой определ. отношение, отличное от процесса познания, но вместе с тем органически связанное с ним. Таким отношением, материальным процессом является обществ. практика, к-рая и образует критерий И. По мере развития теоретич. содержания науки проверка все в большей мере приобретает опосредованный характер, ибо теоретич. положения формируются на базе абстракций все более высоких степеней и потому не поддаются непосредств. проверке (напр., теоретич. положения субатомной физики, закон стоимости в политич. экономии и т.д.). Та или иная науч. теория истинна, если на основе полученных из нее выводов люди в состоянии реализовать поставленные ими цели, приведя в этом смысле, как выражался Плеханов, объекты в соответствие с нашими понятиями о возможностях изменения этих объектов, а не ограничиваясь относительно пассивным приведением понятий в соответствие с объектами. Марксистское понимание практики как критерия И. не имеет ничего общего с субъективистским тезисом прагматистов: истинно то, что полезно. Полезность знаний – следствие, но не причина их истинности. Временные успехи реакц. сил не свидетельствуют об истинности взглядов и теорий, к-рыми они руководствуются, так же как временные поражения прогрессивных сил не опровергают истинности идей последних.

Способы практич. проверки И. многочисленны. Активный эксперимент, воспроизводящий исследуемый процесс в относительно чистом виде, применим не везде. Напр., космогонич. гипотезы не могут быть проверены экспериментально.

Многие астрономич., медицинские и др. гипотезы проверяются через активное наблюдение. Возможности экспериментирования в астрономич. вопросах появились только в последнее время на базе новейших достижений науки и техники (запуски в СССР искусств. спутников Земли и т.д.). Техника эксперимен-тирования зависит от уровня познания и производств. возможностей. Проверка итогов историч. исследований осуществляется путем сопоставления с новыми фактич. данными в веществ. форме (археологич. находки, обнаружение архивных документов эпохи и т.д.). Проверка истинности обществ. теории происходит через подтверждение жизнью науч. предвидений, реализуемых производств.-экономич. и политич. деятельностью масс, классов. Это гл. вид практики как критерия И. в марксистском ее понимании. Истинность марксизма-ленинизма подтверждается всем опытом социалистич. и коммунистич. строительства и процессами, происходящими в совр. капитализме, что получило науч. обобщение в Программе КПСС, принятой XXII съездом партии (1961). Проверка истинности филос. учений осуществляется всей совокупностью обществ. историч. практики и познания.

Проверка через сопоставление следствий из теории с фактами имеет место не только в обществ. науках. Важными видами практич. проверки науч. теорий являются конструирование (приборов, машин и т.д.) и т. н. моделирование, основанное на структурных аналогиях между процессами в различных областях действительности. Инженерная кибернетика осуществляет своего рода "овеществление" формально-логич. связей и отношений, позволяет практически проверять результаты логико-математич. исследований высоких уровней абстракции. Многие математич. положения, напр., проверяются через практич. применение вытекающих из них следствий в технике, эксперимент, практике др. наук (напр., физики, баллистики и т.д.).

В качестве критерия истинности аксиоматически-дедуктивных науч. теорий нередко указывают на т. н. формально-логич. критерий, т.е. на соблюдение требований внутр. непротиворечивости, полноты и взаимо- независимости аксиом (из них первое – основное). Этот критерий обеспечивает проверку формально-логич. правильности теорий, но не свидетельствует в пользу их истинности (в смысле соответствия связям и отношениям в объективной реальности) и, самое важное, не является самостоятельным. Для выявления истинности аксиоматически-дедуктивных исчислений используется т. н. выполнимость, т.е. наличие по крайней мере одной совокупности математич. (напр., геометрич.) или веществ. объектов, на к-рой моделируются результаты данного исчисления, что и выясняется средствами практики и, в частности, путем практич. построения. Т. о., выполнимость реализуется именно на практике; логич. же правильность (непротиворечивость) производна от выполнимости. Следовательно, и в логико-математич. дисциплинах практика является окончательным и в этом смысле единств. критерием И.

Нельзя отождествлять способ доказательства И. с проверкой, поскольку способ доказательства в значит. мере входит в процесс формирования И., а проверка И. носит, в конечном счете, всегда практич. характер. С др. стороны, сами логич. средства доказательства, как и т. н. "формально-логич. критерий", имеют своей общей исходной основой многообразную практич. деятельность человечества и отражаемые в ней связи и отношения объектов. Поэтому ошибочны попытки использования субъективистски истолкованного принципа логич. непротиворечивости теории (Гемпель) или же принципа логич. выводимости следствий, обеспечивающих предвидение ощущений субъекта в будущем (Рейхенбах) в качестве самостоят. или же даже главного или единств. критерия И.

Когда следствия из теории, сопоставляемой с фактами, выступают во временной последовательности, более или менее удаленной от наст. времени, имеет место проверка путем собственно предвидения объективных событий и явлений будущего, что используется в различных науках. Таковы предсказания точного местоположения планеты или кометы в астрономии (напр., предсказание в 1844 существования спутника Сириуса и характера его орбиты), предвосхищение Менделеевым открытия новых химич. элементов и их свойств, гениальные предвидения Марксом, Энгельсом и Лениным социалистич. революции, диктатуры рабочего класса, победы социализма и построения коммунизма. Проверка путем оправдавшегося предвидения может в определ. смысле относиться и к прошлому времени, когда, напр., удается предсказать свойства нек-рых древних языков, к-рые лишь впоследствии (и притом отчасти именно на основании этих гипотетично установленных свойств) смогут быть изучены (расшифровка письменности и изучение языков шумерийского и майя).

Величайшая гносеологич. оценка практики диалектич. материализмом свободна от ее абсолютизации. Всякая данная конкретно-историч. форма практики снимается новой, более совершенной практикой.

Классово-ограниченная практич. деятель- ность реакц. классов в ряде случаев мешает, в силу искажающей факты идеологич. интерпретации, обнаружению И. Так, марксистская политич. экономия находится в резком противоречии не только с вульгарной политич. экономией, но и с поверхностным бурж. практицизмом, на почве к-рого возникла вульгарная политич. экономия. Критерием И. экономич. учения марксизма-ленинизма является ход обществ.-историч. развития и опыт освободит. борьбы рабочего класса. В связи с этим проверка И. практикой есть не только автоматически-стихийный, но и сознат. процесс, к-рый тем более успешно проходит, чем более люди теоретически исследуют саму практич. деятельность. Так возникает гносеологич. взаимодействие теории и практики. Следует иметь в виду, что "...критерий практики никогда не может по самой сути дела подтвердить или опровергнуть п о л н о с т ь ю какого бы то ни было человеческого представления. Этот критерий тоже настолько "неопределенен", чтобы не позволить знаниям человека превратиться в "абсолют", и в то же время настолько определенен, чтобы вести беспощадную борьбу со всеми разновидностями идеализма и агностицизма" (Ленин В. И., Соч., т. 14, с. 130). Поэтому для успеха практич. проверки теорий необходимо привлечение возможно большего числа разнообразных фактов. Процесс развития практики и как основы познания, и как критерия И. представляет собой не единовременный акт, но многообразный историч. процесс, в к-ром относительное и абсолютное диалектически связаны друг с другом (см. также Критерий истины, Практика).

КПСС – принципиальная противница релятивизма и догматизма в понимании И., решит. враг всякого искажения И., борется против извращений историч. правды и справедливости, связанных с периодом культа личности. Партия воспитывает своих членов в духе глубокого осознания высокой морально-политич. значимости объективной И., свидетельствующей о неизбежном историч. торжестве коммунизма. См. также Доказательство, Достоверность, Заблуждение.

И. и принцип совпадения диалектики, логики и теории п о з н а н и я. Глубокое отличие диалектико-материалистич. понятия И, как от всех идеалистич., так и от метафизически- материалистич. понятий И. резюмируется марксистским принципом совпадения диалектики, логики и теории познания: "...не надо 3-х слов: это одно и то же..." (там же, т. 38, с. 315).

Ограниченность франц. материалистов 18 в., а также вульгарных материалистов всех разновидностей сказывается в том, что согласованность мышления с его предметом они рассматривают "...только со стороны... содержания" (Энгельс Ф., см. Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 20, с. 581). Еще Спиноза преодолел такой подход к проблеме в результате критики дуализма Декарта. Последовательное проведение тезиса о субъективности формы мышления как имманентной характеристики активности субъекта было осуществлено Кантом и особенно марбургской школой неокантианства. Этот тезис роковым образом приводит к непреодолимому разрыву субъекта и объекта. Всякая уступка этому тезису в виде признания формы мышления, хотя бы отчасти не тождественной формам объекта, т.е. признание ее дополняющей объективные формы "специфическими" для сознания "приемами", в конечном счете делает невозможным строгое решение проблемы И. Учение о познании оказывается тогда вынужденным иметь дело лишь со "специфическими" чертами психологически истолкованного процесса индивидуального сознания; оно в лучшем случае фиксирует такие условия достижения И., к-рые не входят в ее понятие. Учение о категориях, поскольку оно тогда лишь чисто внешним образом соприкасается с учением о познании и страдает формализмом, оказывается столь же неспособным дать понятие И. Наконец, понятие И. не может тогда быть выработано также и учением о всеобщих законах бытия, поскольку сохраняется старое разделение гносеологии и онтологии и это учение обречено остаться лишь онтологией. Само разделение гносеологии и онтологии как имеющих два разных, лишь внешне соотносимых предмета исследования отводит почву для постановки проблемы И. только на границе между ними, т.е. вне каждого из них. Итак, до тех пор, пока учение об объективной диалектике, учение о категориях (логика) и учение о познании остаются одно рядом с другим, ни одно из них не в состоянии развернуть подлинное понятие И. Если же все-таки настаивать на тезисе о субъективности формы мышления, то остается еще лишь сосредоточить внимание на одних только "приемах" мышления в их отвлечении и от онтологии, и от гносеологии, и от филос. категорий. Но тогда предметом исследования на деле оказывается вообще уже не мышление как познающая деятельность, а только его языковая материя, в к-рой оно опредмечивается и к-рая существует самостоятельно, наряду с объектом знания. Здесь вопрос об И. принципиально не может быть даже поставлен. Тем не менее неопозитивизм пытается ставить его по существу именно как языковый, семантич. вопрос. Это происходит потому, что неопозитивизм принимает в качестве "естественного" тот порождаемый социальным разделением труда (см. Отчуждение) факт, что законы познават. деятельности выступают превращенно – через законы языка, знаковой деятельности и что именно фетишизацией языка увенчивается "...превращение субъекта в объект и наоборот" (см. Архив Маркса и Энгельса, т. 2(7), 1933, с. 35). И. подменяется "значением истинности" элементов языкового выражения мышления – "высказываний", к-рым она якобы присуща.

В действительности И. не может быть присуща не только отд. высказыванию и точно так же отд. суждению, но даже и системе суждений, если только эта система "готового знания" выступает как противоположность процессу его становления. И. неотделима от процесса деятельности субъекта, материально воспроизводящего свой предмет. Только этот процесс превращает его в предмет знания и развертывает последний как систему. В изолированном фрагменте знания И. умерщвлена. "Для истины нужны еще другие стороны д е й с т в и т е л ь н о с т и, которые тоже кажутся самостоятельными и отдельными... Л и ш ь в их совокупности... и в их о т н о ш е н и и... реализуется истина" (Ленин В. И., Соч., т. 38, с. 187). Реализация синтеза этих отд. моментов и такое соотношение их друг с другом, чтобы они выражали И., происходит именно в деятельности: "истина есть процесс" (там же, с. 192). "...Истинное исследование – это развёрнутая истина..." (Маркс К., Заметки о новейшей прусской цензурной инструкции, см. Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 1, с. 7). При этом идеальное расчленение предмета мышлением осуществляется всегда лишь в единстве с материальным расчленением и воспроизведением предмета в деятельности. И. не рождается post factum в результате акта "отнесения" "готового" знания к его объекту, – всякая такая попытка "придать" истинность знанию или извлечь ее из знания вне обратного превращения последнего в содержание деятельности может только убить И. Ибо отд. фрагменты знания выступают как компоненты истинного знания только тогда, когда живут его жизнью как целого, когда теряют свою кажущуюся самостоятельность и независимость от процесса деятельности. И. характеризует процесс рацион. переработки материала "живого" созерцания в понятия по законам обществ. познания; она никоим образом не заложена в самом этом материале созерцания, тем более если его брать как достояние антропологистски трактуемого индивида (И., следовательно, отнюдь не является чем-то таким, что присуще ощущениям, восприятиям и т.п., как полагают натуралисты и психологисты).

Идеальное воспроизведение предмета предполагает тождество формы мышления как формы деятельности разума с формой объекта, с формой бытия (об отношении действительного и постигнутого в понятиях мира см. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., 2 изд., т. 12, с. 727). Говоря о совпадении мышления и бытия как о предпосылке теоретич. мышления, Энгельс ставил в заслугу классич. немецкой философии и особенно Гегелю исследование этой предпосылки "...также и со стороны ф о р м ы" (там же, т. 20, с. 581), хотя этой проблеме и было дано идеалистич. истолкование. Понятие И. есть итог теории познания, исследующей собств. законы И. как процесса, а ее коренная проблема – проблема объективности форм мышления. "На философском языке этот вопрос называется вопросом о тождестве мышления и бытия" (там же, т. 21, с. 283). Т. о., это не проблема взаимодействия мышления и бытия как двух субстанций, а проблема законов (форм), тождественных для того и другого – всеобщих диалектич. законов. Вот почему "диалектика и е с т ь т е о р и я познания (Гегеля и) марксизма... (это... с у т ь дела)..." (Ленин В. И., Соч., т. 38, с. 360). Остается еще проблема гарантии всеобщности и отыскания способа исследования всеобщих форм как таковых. Универсальная всеобщность диалектич. законов может быть доказана только путем исследования к.-л. особой формы их действия. Однако это должна быть такая "особая" форма, вся особенность к-рой как раз и состоит в активном обнаружении универсальности этих законов. Такую форму образуют категории человеч. мышления с их универсальными методологич. функциями. Поскольку выполнением этих своих функций категории всецело обязаны своему совпадению со всеобщими законами бытия, материальной действительности, постольку через изучение функционирования филос. категорий в науч. познании открывается путь изучения всеобщих законов бытия: "...логика и теория познания должна быть выведена из "развития всей жизни природы и духа"... Логика есть учение не о внешних формах мышления, а о законах развития "всех материальных, природных и духовных вещей", т.е. развития всего конкретного содержания мира и познания его, т.е. итог, сумма, вывод и с т о р и и познания мира" (там же, с. 76, 80–81). Поэтому объективная и субъективная диалектика, диалектика и теория познания совпадают не только друг с другом, но также с учением о категориях, образуя единую собственно филос. науку – диалектич. логику. Только в диалектич. логике мы, наконец, имеем дело с самой проблемой И., а не просто подходим к ней, описываем ее признаки, условия и т.п. "Н е психология, н е феноменология духа, а логика = вопрос об истине" (там же, с. 165). Итак, раскрытие понятия И. – это не частный филос. вопрос, ибо оно обнимает собой всю проблематику диалектич. логики. Подробнее см. Идеальное, Мышление, Объект, Субъект.

Лит.: Маркс К., К критике политической экономии, Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 13; Энгельс Ф., Анти-Дюринг, М., 1957 (отд. 1, гл. 9); его же, Диалектика природы, М., 1955, с. 175–93; Ленин В. И., Материализм и эмпириокритицизм, Соч., 4 изд., т. 14, гл. 2; его же, Философские тетради, там же, т. 38, с. 125, 171, 185–89, 190–93, 209–21; его же, Еще раз о профсоюзах, о текущем моменте и об ошибках Троцкого и Бухарина, там же, т. 32; Πлеханов Г. В., Трусливый идеализм. Скептицизм в философии, Избр. филос. произв., т. 3, М., 1957; Мао Цзэдун, Относительно практики, Избр. произв., пер. с кит., т. 1, М., 1952; Павлов Т., Теория отражения, пер. с болг., М., 1949, кн. 5; Хасхачих Ф. И., О познаваемости мира, 2 изд., М., 1950, гл. 2; Ρуткевич М. Н., Практика – основа познания и критерий истины, М., 1952, гл. 3; Шафф Α., Некоторые проблемы марксистско-ленинской теории истины, пер. с польск., М., 1953; Асмус В. Ф., Учение логики о доказательстве и опровержении, [М.], 1954; Гароди Р., Вопросы марксистско-ленинской теории познания, пер. с франц., М., 1955, гл. 4; Тугаринов В. П., Законы объективного мира, их познание и использование, Л., 1955, гл. 2; Строгович М. С, Материальная истина и судебные доказательства в советском уголовном процессе, М., 1955; Розенталь М. М., Что такое марксистская теория познания, М., 1956, гл. 3, 4, 5; Ойзерман Т. И., Проблема истины и ее критерия, "Вестн. МГУ. Сер. экономики, философии и права", 1956, No 1; Корнфорт Μ., Наука против идеализма, пер. с англ., М., 1957, гл. 11, 12; Курсанов Г. Α., Гносеология современного прагматизма, М., 1958, гл. 4; Hapский И. С, Критика учения неопозитивизма о критерии истины (проблема верификации), "Вопр. философии", 1959, 1960, No 9; Горский Д. П., Истина и ее критерий, "Вопр. философии", 1962, No 2; Платон, Теэтет. пер. с греч., М.–Л., 1936; Аристотель, Метафизика, М.–Л., 1934, кн. 13; Декaрт P., Рассуждение о методе..., [Л.], 1953, гл. 2; Мальбранш Н., Разыскания истины, пер. с франц., СПБ, 1903–06; Спиноза Б., Этика..., Избр. произв., т. 1, М., 1957, с. 588–618; Локк Д., Опыт о человеческом разуме, Избр. филос. произв., т. 1, Μ., 1960, кн. 4; Лейбниц Г., Новые опыты о человеческом разуме, М.–Л., 1936, кн. 4; Гоббс Т., Левиафан.., [М.], 1936, ч. 1, гл. 1–5; Гольбах П. Α., Система природы..., М., 1940, ч. 1, гл. 8, 9, 10; Кант И., Критика чистого разума, 2 изд., П., 1915 (см. Трансцендентальная аналитика); Гегель Г., Наука логики, т. 2 – Субъективная логика или учение о понятии, Соч., т. 6, М., 1939; Фейербах Л., Основы философии будущего, 2 изд., М., 1937; Герцен А. И., Письма об изучении природы, Собр. соч., т. 3, М., 1954 (см. Эмпирия и идеализм); Чернышевский Н. Г., Характер человеческого знания, Избр. филос. произв., т. 3, М., 1951; Ρиккерт Γ., Границы естественно-научного образования понятий, пер. с нем., СПБ, 1903; Гуссерль Э., Философия как строгая наука, "Логос", 1911, кн. 1; Гильберт Д. и Αккерман В., Основы теоретической логики, пер. с нем., М., 1947, гл. 1; Рассел Б., Человеческое познание. Его сфера и границы, пер. с англ., М., 1957, ч. 2, 3; Воsanquet В., Knowledge and reality, L., 1892; Aquinas Thomas, Summa theologica, pt 1, Roma, 1894, quaestio 16; Τwardоwski K., Zur Lehre vom Inhalt und Gegenstand der Vorstellungen, W., 1894; Joachim Η. Η., The nature of truth, Oxf., 1906; Royce J., The problem of truth in the light of recent research, [Hdlb., 1908]; James W., The meaning of truth, L., [a. o], 1911; Вrad1eу F. Η., Essays on truth and reality, Oxf., 1914; Vo1ke1t J., Gewissheit und Wahrheit, Münch., 1918; Geyser J., Über Wahrheit und Evidenz, В., 1918; Ρoinсаré H., Calcul des probabilités, 2 éd., P., 1923; SchneiderW., Die Quaestiones disputatae de veritate des Thomas von Aquino, Münster, 1930; Wilpert P., Das Problem der Wahrheitssicherung bei Thomas von Aquino, Münster, 1931; Кremer R., La synthèse thomiste de la vérité, "Rev. neoscolastique philos.", 1933, No 39, an. 35, p. 316–38; Ρeirсe C. S., How to make our ideas clear, в кн.: Collected papers, v. 5, Camb., 1934; Τarski Α., Der Wahrheitsbegriff in den formalisierten Sprachen, "Studia philosophica", 1935, v. 1; eго жe, On undecidable statements in enlarged systems of logic and the concept of truth, "J. symb. logic", 1939, v. 4, No 3, p. 105–12; Hauber V., Wahrheit und Evidenz bei F. Brentano, Stuttg., 1936 (Diss.); Hempe1 С. G., Le problème de la vérité, "Theoria", 1937, t. [3]; Russe1 В., An inquiry into meaning and truth, L., 1940; Whitehead A. N., Adventures of ideas, N. Y., [1942], § 16, 18; Jaspers K., Von der Wahrheit, Münch., [1947]; Heidegger M., Vom Wesen der Wahrheit, 2 Aufl., Fr./M., 1949; Heistermann W. E., Erkenntnis und Sein. Untersuchungen zur Einführung in das Wahrheitsproblem..., Detmold, 1951; Ricoeur P., Histoire et vérité, P., [1955]; Ayer A. J., Language, truth and logic, 2 ed., L., 1958.

    ИСТИНА — категория философии и культуры, обозначающая идеал знания и способ его достижения (обоснования). Это ценностно-теоретическое понятие, предполагающее, с одной стороны, рефлексивно-конструктивную разработку критериев совершенства и совершенствования знания, а с другой — отнесение к системе ценностей, в которой идеал данного совершенства определяется контекстуально, через связи с другими ценностными категориями. Понятие истины всегда служило источником острых дискуссий и знаменовало собой поляризацию философских учений. При этом споры об истине имели своим предметом именно специальную философскую категорию, порождая многообразие конкурирующих теорий, совокупность которых и дает наиболее полный философский образ истины. Вместе с тем истина как ценность европейской культуры сохраняла относительно устойчивое содержание в обыденном сознании, религии, науке. История понятия “истина” как своеобразной исследовательской программы может быть описана как медленная трансформация жесткого ценностно-культурного ядра, идущая параллельно постоянной пролиферации (размножению) теорий на уровне философского защитного пояса.

    ИСТОРИЧЕСКИЙ И ТИПОЛОГИЧЕСКИЙАСПЕКТЫ ПОНЯТИЯ ИСТИНЫ. В философии различаются две основные позиции по отношению к истине — узкая и широкая. Узкая позиция предполагает отнесенность понятия истины только к логически правильно построенным предложениям естественных и искусственных языков, а именно к утвердительным суждениям субъектно-предикатного вида, к которым применима бинарная истинностная оценка (истина-ложь). Это — операционалистская позиция, позволяющая однозначно различать истинные и ложные суждения с помощью определенного критерия истины. Так, если логически истинным признается заключение, выведенное из истинных посылок по определенным правилам, то истинность правил вывода требует независимого основания: в данном случае она зиждется на авторитете данной логической системы в целом. Такова се

    мантическая концепция А Тарского и ее интерпретация в неопозитивизме; обнаружение метаязыкового характера понятия истины позволяет свести ее к логической онтологии, к отношениям между предложениями (напр., таблицы истинности для логики высказываний). Это имело неоднозначные следствия. С одной стороны, утрачивала смысл реалистическая позиция, видевшая в истине отношение между знанием и некоторой внешней ему реальностью. Из этого было недалеко до вывода о том, что понятие истины может быть вообще исключено из науки в качестве “псевдопредиката” (А. Айер). С другой стороны, получало новые импульсы и аргументы понятие теоретической истины, относящееся к семантическим связям внутри сложных концептуальных образований и не предполагающее сопоставление ни с какой онтологией, кроме производной от данной теоретической системы.

    Эмпирическая истинность, напротив, может устанавливаться с помощью процедуры эмпирической проверки (верификации), однако сама верификация на деле представляет собой не непосредственное сопоставление знания с внешней ему реальностью, но сравнение “протокольного предложения” наблюдения с предложением, являющимся логическим следствием из теории. Если же истинность верификации должна быть независимо обоснована, то это могло быть выполнено лишь в рамках реалистической позиции, напр., с помощью представления ее в качестве метода, объединяющего теорию с практикой. Критерий истины имеет, таким образом, во всех случаях онтологический характер, т. е. включает предпосылку об особом характере реальности, отнесение к которой обеспечивает совершенство знания. И только с точки зрения реалистической позиции критерий истины имеет сугубо внешний по отношению к понятию истины характер. Известный тезис В. И. Ленина о том, что практика выше теоретического познания, типичен как раз для такого объединения гносеологических и онтологических предпосылок в качестве понятия и критерия истины в условиях приоритета последнего. Однако в рамках марксистско-ленинского понимания истины реализм оказался несовместим с узким подходом в силу расплывчатости и предельной широты понятия практики.

    Узкий подход является источником как философских, так и специальных, нефилософских теорий истины, а широкий подход, как правило, ограничен философским пониманием истины. В этом случае теряет смысл жесткое противопоставление суждения и понятия, а также онтологизация определенной логической формы предложений вообще. В рамках широкого подхода истинным может быть не только утвердительное описательное суждение, но и модальное суждение (моральная норма, эстетический идеал, критическая оценка), вопросительное предложение, философская или научная проблема, неявно (невербально) выраженное убеждение, практическое действие. В качестве двух наиболее представительных концепций внутри широкого подхода можно назвать онтологическую и трансценденталистскую концепцию истины. Примером первой является позиция М. Хайдеггера, придававшего понятию истины всеобъемлющий характер и приписывавшего ему предикат “изначальности” (abkunftig) и “открытости” (букв. “несокрытости” — Unverborgenheit), т. е. подлинности, высшей реальности почти в платоновском духе. Эта позиция и в самом деле ведет свое начало от античности. Истинаявляется определяющей для характеристики описываемого Платоном верховного мира идей, для Аристотеля понятия бытия и истины почти синонимы. Главное содержание понятия истины в античной философии не идеал рассуждения, но идеал чувственных несовершенных вещей, которому наделе стремится соответствовать в своей работе ремесленник, политик и художник. И то классическое определение истины, которое мы находим у Фомы Аквинского (“veritas est adaequati fei et intellectus” — “истина есть тождество вещи и представления”), следует понимать именно в данном контексте. Эта формула многозначна: латинское “res” может переводиться и как “предмет”, “мир”, “природа”, “сущность”, “факт”, “содержание”, “причина”, a “intellectus” — как “восприятие”, “понятие”, “рассудок”, “значение” и “смысл”. Здесь речь идет об истине как форме всеобъемлющей гармонии (согласованности, соответствия) — важнейшем признаке совершенства как реальности, так и знания о ней.

    Новое время вносит принципиально новое звучание в данное определение истины. Дуалистическая картина мира позволяет вывести из нее и кантовское согласие мышления с самим собой, и гегелевское тождество понятия и предмета, и позитивистское соответствие восприятия и факта, и многие другие более поздние теории истины. Однако важнейшая новация вызвана дальнейшим обособлением, специализацией и секуляризацией познавательной деятельности и состоит в том, что взаимоотношение бытия и познания, объекта и субъекта самым радикальным образом ставится под вопрос: их соответствие из практикуемой высокой нормы бытия превращается в уже почти недостижимый идеал знания. Из области оснований бытия истина перемещается в сферу обоснования знания.

    Философско-онтологическая идея соответствия, как она формулируется Платоном, Фомой Аквинским и Гегелем, в позитивистских, неокантианских и прагматических учениях выходит за пределы широкого подхода к истине и становится преимущественно теоретико-познавательным и методологическим требованием к ставшему и развивающемуся знанию (познанию). В основу двух наиболее общепринятых концепций истины — корреспондентной и когерентной — кладется внешнее соответствие знания реальности в рамках определенного вида деятельности или внутреннее соответствие элементов знания друг другу в пределах некоторой концептуальной системы.

    Системность, присущая знанию, является не просто внешней связью элементов, но выражает его внутреннее содержание, в котором целое богаче (истиннее) суммы его частей (последние по отдельности могут обладать лишь частичной истинностью). Эта теория, будучи исторически производив от идеи всеобщей логико-метафизической связи (Лейбниц, Гегель), опиралась на идеал чистой математики, но затем была распространена на различные концептуальные системы. Как следует из тезиса Дюгема — Куайна, в системе научного знания смысл всякого понятия задается другими понятиями. Эта идея концептуального каркаса или даже концептуальной тюрьмы еще более рельефно формулируется в тезисе Куна — Фейерабенда о власти парадигм, или теоретической нагруженности знания. Если целостность и системность рассматриваются как смыслообразующие факторы знания, то и истина становится производной от них связью, в которой элементы знания достигают своего совершенства. Вытекающая из данной установи! когерентная теория истины фактически обессмысливает истинностную оценку отдельного суждения и смыкается с теорией “принятия знания в качестве истинного” (согласно Ю. Хябермасу, “копсенсусной теорией истины”). Совершенство знания признается постоянной величиной (коль скоро построена система, то и заданы истинностные критерии), что и исключает понимание познания как стремления к истине. Кроме того, представление о том, что всякой системе знания соответствует своя истина, исключает логические способы их сопоставления (тезис несоизмеримости) и приводит к выводам в духе крайнего релятивизма, отрицающего специфику познания по сравнению с другими культурными процессами. Область применения когерентной теории истины ограничена замкнутыми и самодостаточными системами, в которых развертывание значения термина совпадает с определением его истинности.

    Основой корреспондентной теории истины является идея независимой от субъекта и его языка объективной и открытой познанию реальности, сопоставление с которой выполняет критериальную функцию. Подходы к данной теории намечаются уже в античной философии (Платон, Аристотель, скептики) в рамках общей проблемы достоверного знания как особого рода бытия. Отдельных аспектов теории корреспонденции касались средневековые философы в анализе логико-грамматических условий истинности. Эмпиризм Нового времени усматривал истину во взаимном соответствии чувственных впечатлений или в соответствии впечатлений и идей. В 20 в. различные варианты понятия истины включали такие интерпретации, как соответствие предложения и того, о чем оно говорит; суждения и его объекта, убеждения и факта (Дж. Мур, Б. Рассел, Л. Витгенштейн). К. Поппер, сторонник теории корреспонденции, обнаруживает ее точную формулировку в семантической трактовке истины А. Тарским. Однако у Тарского речь идет о соответствии суждения метаязыка суждению языка-объекта, поскольку реальность попадает в сферу теории истины только тогда, когда дана нам в некоторых знаково-языковых формах. У самого Поппера эмпирический базис науки также не является абсолютным, содержит конвенциональные элементы. Реалистическая позиция Поппера находит свою основу в платонизме в стиле Г. Фреге и его понятии “третьего мира”. Концепция практики как основы и критерия истины, сформулированная в марксистсколенинской версии корреспондентной теории, точно так же не способна преодолеть трудности, связанные с реальным оперативным отнесением к реальности. Открытость реальности самой по себе, дискурсивно выражающая претензии на гносеологическую значимость, проявляется в том, что и практика, и реальность оказываются лишь уровнями, или формами, совокупной знаково-языковой реальности, а истина — сопоставлением теоретического и эмпирического знания (напр., теоретических терминов и протокольных предложений).

    Вместе с тем признание возможности установить совпадение знания с объективной реальностью (в марксизме — достижение абсолютной истины) равнозначно отказу от принципа развития знания. И Поппер, и сторонники марксистского учения об истине стремятся преодолеть эту трудность, объединяя идею корреспонденции с прагматистским подходом к истине. Они рассматривают истину не как актуальное обладание совершенным и полным знанием, но как процесс приближения к идеалу (здесь понятие “правдоподобия”, или “приближения к истине”, Поппера аналогично марксистскому понятию “относительной истины”). Тем самым понятия практического успеха, или интерсубъективно фиксируемого прогресса познания, который опять-таки является свидетельством успеха теории, молчаливо подменяют ключевое, но проблематичное понятие реальности самой по себе.

    Итак, если реальность трансцендентна, то установить истинность знания путем теоретического или практического отнесения к ней невозможно. Если реальность имманентна, дана нам в форме знания или практического акта, то отнесение к ней бессмысленно, поскольку не дает независимого основания. Удостоверить истинность знания — значит совершить рефлексивно-познавательный акт, добавляющий нечто к содержанию знания. Но тогда мы имеем дело уже с новым знанием, об истинности которого нужно судить заново, что ведет к регрессу в бесконечность. Здесь мы не можем выйти за пределы дуалистического противопоставления знания и реальности, знания и рефлексии о нем, что и фиксирует большинство современных теорий истины. Все они так или иначе комбинируют элементы корреспондентной, когерентной и прагматистской концепций, исходя из разных интерпретаций понятий “реальность”, “деятельность”, “знание”, “развитие знания”, “коммуникация” (нео- и постпозитивизм, прагматизм, конвенционализм, инструментализм). Сведение проблемы истины к вопросу о свойствах знаковых систем в немалой степени способствовало тому, что для целого ряда философских учений и направлений понятие истины вообще утрачивает какую-либо значимость (философия жизни, экзистенциализм, структурализм, постмодернизм) и объявляется “устаревшим”, “бессмысленным”, “идеологически нагруженным” (Ж. Деррида, П. Фейерабенд, Р. Рорти). Подобная критика попыток обоснования понятия истины вынуждает сужать содержание данного понятия, придавать ему как можно более однозначный и операциональный смысл. Главная проблема, возникающая в этой связи, состоит в необходимости совмещения нормативного и дескриптивного, критического и позитивного аспектов понятия истины.

    ИСТИНА КАК НОРМА. В современной теории познания проблема объективного содержания знания трансформируется в проблему его обоснования, т. е. выяснения условий его интерсубъективной приемлемости. Поэтому вопрос об истине — это вопрос об особых способах дискурса, легализующихся благодаря связи с исторически конкретными культурными предпосылками. Данные дискурсивные формы выражены нормативными суждениями.

    Современные нормативные теории истины обладают обычно трехчленной структурой. Во-первых, они содержат онтологический постулат о том, чем является истина (напр., соответствие знания и реальности, или мышления и восприятия, или внутренняя гармония знания и т. д.). Однако такой постулат сам по себе еще не позволяет дать характеристику некоторой теории истины: понимание истины как, скажем, соответствия знания реальности еще не проясняет вопроса о том, как устанавливается данное соответствие. Поэтому, во-вторых, оценка знания как истинного предполагает явно сформулированные нормы, задающие применение понятия истины в ходе обоснования и развития знания. Это нормативное понятие получает название “критерия истины”. Однако данный критерий не функционирует автоматически, определяясь, в-третьих, способом его операционализации. Применение критерия истины предполагает целый набор конвенций, принятых данным познающим сообществом в целом по поводу понятий “реальность”, “прогресс”, “время”, “пространство”, “системность”, “логика”, “познание”. Поэтому в процессе истинностной оценки знанию последовательно приписываются предикаты, имеющие лишь косвенное отношение к понятию истины — “правильное”, “проверенное”, “глубокое”, “всестороннее”, “успешное”, “эффективное”, “адекватное”. Абстрактно сформулированная норма нуждается для своего применения в опосредствующих звеньях, правилах со

    ответствия. В этом случае используются специальные методологические критерии, связь которых с истиной далеко не самоочевидна (соответствие правилам логического вывода, верификация, фальсификация, требование эмпирического роста знания).

    Такая оценка знания основана на вере в достаточность данного отрезка времени для анализа знания и на логике индуктивной экстраполяции. Понятие нормы вообще производно от понятия времени в том смысле, что всякое совершенство оценивается с точки зрения возможности его достижения в условиях пространственно-временного континуума, соразмерного человеку. Совершенство либо в принципе недостижимо для человека, будучи свойством природных явлений и процессов, либо абсолютно антропоморфно, если рассматривается как состояние, в которое человек приводит вещь в соответствии со своими понятиями. Итак, операциональный диктат специальных критериев или рассуждения об истине вообще — такова дилемма, с которой сталкивается всякая нормативная теория истины.

    При наложении нормативного понятия истины на живую реальность процесса познания возникают два варианта. Если с самого начала направлять данный процесс определенными нормами, то большая часть новых результатов будет отсекаться. Если либерализировать нормы, то они утрачивают смысл. Таким образом, истина, как и всякая норма, имеет двойственную природу. Во-первых, она действует как элемент теоретико-познавательной идеологии, направленный на блокировку некоторых форм и результатов мышления и деятельности. Во-вторых, норма описывает среднестатистический уровень мышления и деятельности в качестве исходного пункта всякого анализа и оценки. Эти два аспекта нормы исключают друг друга, обладая взаимной дополняемостью, и это в полной мере характеризует понятие истины.

    ИСТИНА КАК ДЕСКРИПЦИЯ. Нормативное понимание истины предполагает соответствующий образ познавательного процесса, в котором познание имеет кумулятивный и линейный вид, а между наукой и всем иным знанием проведена демаркация. Нормативная теория науки, стремящаяся противопоставить друг другу разум и опыт, с одной стороны, и веру и чувство — с другой, выразила идеологическими средствами лишь определенные социально-культурные условия: мощь современной науки и техники, требующую соответствующего философского оправдания.

    Сциентистский образ познания привел к недооценке субъективной стороны познания. Так, марксистское положение О конкретности истины требовало всеобъемлющего и детального исследования объекта познания, т. е, установления его важнейших и существеннейших свойств, взаимосвязей, тенденций развития и т. п. При этом принималось за самоочевидное, что чем большую область знания занимает отнесенность к субъекту, тем больше знание теряет в истинности и объективности, и потому субъект следует ограничивать абстрактным, подчиненным объекту состоянием и в идеале вообще выводить за пределы знания. Такое представление об истине отчуждает субъекта от результатов познавательного процесса и обессмысливает знание.

    Для более глубокого постижения субъективной стороны познания необходимо учитывать совокупный познавательный процесс, что позволяет построить достаточно богатый образ знания по сравнению с нормативными моделями, простота и понятность которых явно идет в ущерб их адекватности. Идея конкретности истины, в целом не подвергаемая сомнению, не может опираться лишь на конкретность и многообразие образа объекта, но должна быть понята и как утверждение о многообразии форм деятельности и общения субъекта, откладывающихся в содержании знания. Многообразие форм и типов знания, отнесенных к многообразию человеческих практик и познаваемых реальностей, ведет к расширению предмета теории познания и вовлекает в него такие контексты, которые до недавнего времени находились в исключительной компетенции социологии знания и истории культуры. С этой точки зрения каждый отдельный познавательный акт (и его результат) выступает как элемент некоторого единства, связанный с другими элементами и рассматриваемый в синхронном и диахронном аспектах. При таком подходе сливаются воедино все времена и пространства знания, здесь нет постоянных иерархий и критериев истины или прогресса, хотя идет бесконечный процесс возникновения новых теорий и метатеорий, сменяющих друг друга. Каждая часть этой целостности обладает собственной рациональностью, формами обоснования и правом делить успех или поражение с другими. Не нормативное противопоставление, но описание и взаимное сравнение разных форм и видов знания позволяет дать всеобъемлющий образ познавательного процесса.

    ИСТИНА, ДЕСКРИПЦИЯ И ЭКСПЕРТИЗА. Вопрос о социальной ответственности ученого ставится обычно в связи с применением или использованием его научных достижений в рамках социума. Истина, напротив, рассматривается как нечто ценностно-нейтральное, независимое от возможного использования знания. Поэтому экспертиза в социальной и гуманитарной области (которой предстоит оценить научные результаты с точки зрения их функции в обществе) может абстрагироваться от вопроса об их истинности. Экспертиза устанавливает, в какой степени продукт науки или иной деятельности соответствует социальным потребностям, не нарушает ли он социальных запретов, насколько общество в состоянии его использовать с экономической, экологической, юридической и пр. точек зрения. В ходе экспертизы речь идет не о соответствии знания реальности, или об истине, но о проверке средств и условий деятельности с точки зрения социальных конвенций. Экспертиза — это открытая, демократическая дискуссия и оценка определенной деятельности и ее результатов, предполагающая их обстоятельное описание, анализ, историческую реконструкцию и социальный прогноз по поводу содержащихся в ней субъективных элементов и связанной с этим ответственностью. Истина же в традиционном понимании представляет собой рассмотрение познавательной деятельности и ее результатов с некоторой бессубъектной позиции. И напротив, разработка истинностной оценки знания с помощью экспертизы вводит в контекст теории истины социального субъекта, в силу чего проясняется многообразие смыслов и способов использования знания в социуме.

    Аналогичное понимание истины как “свободного синтеза”, призванного “раскрыть всеобъемлющий смысл бытия-в-истине”, сформулировал К, Ясперс. В этом случае нормативный образ истины уступает место его дескриптивному пониманию, складывающемуся в контексте взаимного сравнения и диалога различных идей, теорий и форм знания, связанных с ними практик и социальных реальностей. Проблема истины возникает именно тогда, когда в ходе исследования нужно выбирать между множеством концепций, гипотез, фактов и свидетельств. В результате рассмотрения познавательной ситуации складывается многообразие видения, методов, пред

    посылок, возможных результатов, что сравнивается с описаниями данной ситуации ее участниками, а также историками и социологами культуры. Так, рассматривая конкуренцию птолемеевской и коперниканской картины мира, эпистемолог не просто сравнивает их с точки зрения точности предсказаний и методологической простоты, исходя из количества вводимых эпициклов, эквантов, эксцентриков и т. п. Он последовательно принимает точки зрения Птолемея, Бруно, Коперника, Тихо Браге, Кеплера и др., критически оценивая своих противников, как если бы они собрались в одной аудитории или хотя бы все их тексты могли быть доступны каждому из них. Полученное при этом многообразие мнений сравнивается затем с современным представлением о том, что Коперник победил Птолемея, что его картина мира прогрессивнее. Ясно, что результатом такого сравнения может быть лишь поверхностное представление. Не оно, а именно многообразие позиций, исчерпывающее данную познавательную ситуацию, оказывается истиной. Истина в философско-теоретическом смысле является, с одной стороны, критическим сравнением разных концепций и тем самым служит всеобщей рационализации знания. С другой стороны, истина в ее ценностном аспекте совпадает с правдой, интегрируя знание в культурный контекст.

    Философское понятие истины не имеет денотата, объективного в конкретно-эмпирическом смысле, оно дескриптивно и интерпретативно и не исходит из физических экспериментов или астрономических наблюдений. Философия постигает интегральную детерминацию и многообразие культурных смыслов знания. Истина производна от контекста человеческого бытия. Теоретико-познавательная категория истины обладает регулятивной функцией, но не предлагает операциональной основы для конкретной — нефилософской — деятельности. Вместе с тем эта категория является конкретным идеалом многообразной, рефлексивной и всегда отнесенной к более широкому контексту познавательной деятельности. Философское понятие истины указывает на то, каким может и должен быть ее субъект с точки зрения его отнесенности к конкретной ситуации, при каких условиях и какую социально-культурную роль может выполнять вырабатываемое им знание.

    Лит.: Горский Д. П. Истина и ее критерий. — “ВФ”, 1962, № 2; Мальбрачш Н. Разыскания истины, т. 1—2. СПб., 1903—06; Оизерман Т. И. Проблема истины и ее критерия. — “Вестник МГУ, сер. экономики, философии и права”, 1956, № 1; Рассел Б. Человеческое познание, его сфера и границы, пер. с англ. М., 1957; Чудиков Э. М. Природа научной истины. М., 1977; Касавин И. Т. О дескриптивном понимании истины. — “ФН”, 1990, № 8; AyerA. Language, Truth and Logic. L., 1958: Brentano F. Wahrheit und Evidenz. Lpz., 1930; Heidegger M. Zur Sache des Denkens. Tub., 1969; O'ConnorD. The Correspondence Theory of Truth. N.Y., 1975; HabermasJ. Wahrheitstheorien. — Festschrift für W Schulz. Pfullingen, 1973; Jaspers K. Von der Wahrheit, Munch., 1947; PitcherG. (ed.). Truth. Enlegwood Cliffs-N. J., 1964; Popper K. R. Objective Knowledge. Oxf., 1979; ResherN. The Coherence Theory of Truth. Oxf., 1973; TarskyA. Der WahrheitsbegrifT in den formalisierten Sprachen.— Studia Philosophica, Bd.l. Lemberg, 1935. И. Т. Касавин