Akademik

        (Kuhn) Томас Сэмюэл (р. 18.7.1922, Цинциннати), амер. историк и философ науки, один из лидеров т. н. историч. школы в методологии и философии науки. Получила известность его концепция историч. динамики науч. знания, разработанная в кн.: «Структура науч. революций» (1963, рус. пер. 19772). История науки представлена в ней как чередование эпизодов конкурентной борьбы между различными науч. сообществами. Основой для формирования и функционирования таких сообществ является принятие их членами определ. модели науч. деятельности — совокупности теоретич. стандартов, методологич. норм, ценностных критериев, мировоззренч. установок. В рамках этой модели происходит, по К., постепенная кумуляция решений науч. «задачголоволомок». Безраздельное господство некоторой модели (парадигмы, или «дисциплинарной матрицы») есть период «нормальной науки», который заканчивается, когда парадигма «взрывается» изнутри под давлением «аномалий» (проблем, неразрешимых в её рамках). Наступает кризис, или «революц.» период, когда создаются новые парадигмы, оспаривающие первенство друг у друга. Кризис разрешается победой одной из них, что знаменует начало нового «нормального» периода, и весь процесс повторяется заново.

        Предложенная К. модель историч. эволюции науки направлена как против антиисторизма неопозитивистов, так и критич. рационалистов (Поппер идр.). К. отвергает общее для этих направлений убеждение в единственности, абсолютности и неизменности критериев научности и рациональности. Подобные критерии объявляются К. исторически относительными: каждая парадигма определяет свои стандарты рациональности, которые отнюдь не сводятся к простому соблюдению требований формальной логики (хотя и не противоречат им). Демаркационная линия между наукой и ненаукой устанавливается, согласно К., всякий раз заново с утверждением очередной парадигмы.

        К. отвергает эмпирицистский «фундаментализм» неопозитивистов: не существует фактов, независимых от парадигмы и, следовательно, не существует теоретически нейтрального языка наблюдения. Напротив, учёные, овладевая содержанием парадигмы, учатся «видеть мир» сквозь её призму. Не факты судят теорию, а теория определяет, какие именно факты войдут в осмысленный опыт. Отсюда проистекает тезис К. о «несоизмеримости» парадигм, иногда трактуемый как утверждение о невозможности установления к.-л. логич. отношений между сменяющими друг друга теориями. С этим связано отрицание К. преемственности в эволюции науки: знание, накопленное предыдущей парадигмой, отбрасывается после её крушения, а науч. сообщества просто вытесняют друг друга.

        Признавая, что науч. знание относится к объективной реальности, К. в то же время релятивизирует его истинность по отношению к парадигме, отвергает к.-л. направленность развития науки. Прогресс, по К., — понятие, имеющее смысл только для «нормальной науки», где его критерием выступает количество решённых проблем.

        Работы К. сыграли важную роль в углублении кризиса неопозитивистской философии науки, явились стимулом для развития динамич. и историч. представлений о науке и деятельности учёных, подчеркнули значение социологич. и социально-психологич. анализа в науковедении. Раскрыв пекрые диалектич. характеристики развития науки, К. вместе с тем не смог построить его адекватную картину. Он ошибочно противопоставил элементы дискретности и непрерывности, относительности и абсолютности в развитии науч. знания, а также социальную психологию науч. коллективов — объективной логике науч. исследования. Реалистич. тенденции сочетаются у К. с элементами прагматизма и инструментализма, а ого в целом рационалистич. позиция не является последовательной. Подобная эклектичность филос. взглядов К. служит причиной ограниченности его историографич. концепции науки.

        Copernican revolution, Camb., 1957; Sources for history of quantum physics, Philadelphia, 19R7; The essential tension. Selected studies in scientific tradition and change, CM.— L., 1977; в рус. пер.— Замечания на ст. И. Лакатоса, в кн.: Структура и развитие науки, М., 1978.

        Родный Н. И., Проблема науч. революции в концепции развития науки Т. К., в кн.: Концепции науки в бурж. философии и социологии, М., 1973; Лекторский В. А., Философия, наука, «философия науки», «ВФ», 1973, № 4; ? о p у с В. Н., «Структура науч. революций» и диалектика развития науки, «ФН», 1977, №2; Criticism and the growth of knowledge, Camb., 1970; Motycka A., Relatywistyczna wizja nauki. Analiza krytyczna koncepcji T. S. Kuhna i S. E. Toulmina, Wroclaw, 1980.

        В. Н. Порус.

    КУН (Kühn) Томас Сэмюэл (18 июля 1922, Цинциннати, шт. Огайо — 17 июня 1996, Кембридж, Масс., США) — американский историк и философ, один из лидеров историко-эволюционистского направления в философии науки. Докторская степень по физике (1949), работал в университете Гарварда (1946—56), Калифорнийском университете (1956—64), в 1961—64 — руководитель проекта по источникам истории квантовой физики, с 1964— в Принстоне, в 1968—70— президент историко-научного общества, с 1972 — сотрудник Института общих проблем. Разработал концепцию исторической динамики научного знания, которая легла в основу теории научной рациональности, радикально отличающейся от логико-позитивистских и “критико-рационалистических” представлений о науке.

    Кун выступил критиком индукгивистских и кумулятивистских моделей реконструкции истории науки, свойственных логическому позитивизму Наука в его представлении не есть постепенное накопление истин, обретаемых в “чистом” (т. е. не зависящем от теоретических предпосылок и гипотез) опыте.

    Рациональность науки не сводится к сумме логических правил образования и преобразования научных суждений, ценность которых удостоверяется в процессах “верификации” (опытной проверки) и редукции к наблюдениям, результаты которых можно представить в виде “базисных” (“протокольных”) предложений. Историк, некритически воспринимающий позитивистские ориентации, обречен на искажение действительной истории науки, более того, на непонимание того, что является содержанием и сутью научной деятельности. Кун отверг логико-позитивистское решение проблемы “демаркации”, т. е. проведение жесткой разграничительной линии между наукой и не-наукой, сводившееся к применению логических и “верификационных” критериев к анализу языка научных теорий.

    Он выступил и против критериев “демаркации”, предлагавшихся “критическими рационалистами” во главе с К. Поппером. Суть их подхода заключалась в требовании: границы науки должны совпадать с границами рациональной критики. Последняя основывается на логике и методологическом императиве: выдвигать “смелые” (т. е. охватывающие объяснением максимальный круг известных явлений) гипотезы и подвергать их самым жестким опытным проверкам, опровергнутые гипотезы отбрасывать как ложные и выдвигать им на смену новые; этот процесс бесконечен, и в нем реализуется направленность познания к истине. Деятельность, не отвечающая этим требованиям, не может считаться научной в строгом смысле и не является вполне рациональной. То, что ученые не всегда соблюдают требования научной рациональности, объясняется психологией научного творчества или какими-либо “вне-научными” факторами, но это не имеет отношения к теории научной рациональности, на основе которой строится нормативная модель развития науки.

    Кун не отрицал значимости проблемы “демаркации”, но искал для нее иное решение. Главное отличие науки от прочих сфер духовной и интеллектуальной деятельности, по Куну, в том, что только в науке существуют рациональные процедуры проверки опытных суждений, причем рациональность этих процедур принимается как нечто бесспорное и не подлежащее сомнению. Критика и рациональность образуют единство в рамках того, что не подлежит критике — принятых образцов научной деятельности. Когда же критика обращается на сами эти образцы, она порывает с принятыми критериями рациональности и вынуждена искать новую опору Пока такой опоры нет, рациональная критика невозможна. Однако в истории науки (в отличие, напр., от истории философии) практически не бывает периодов критериального вакуума. Напротив, пространство выбора между различными системами критериев рациональности даже слишком заполнено, и потому выбор может совершаться под воздействием не только “когнитивных” факторов, но напрямую зависит от убеждений, авторитетов, социально-психологической атмосферы и традиций “научных сообществ”, а также от многих других социокультурных воздействий. Такие ситуации он назвал “экстраординарной” или “революционной” наукой. Попадая в такие ситуации, наука не просто не обнаруживает differentia specifica, а, наоборот, становится похожей на другие сферы умственной активности, напр. на споры философов или ценителей искусства, астрологов или психоаналитиков. Только в периоды “нормальной” научной деятельности можно строго отличить науку от того, что наукой не является.

    Кун различал два рода критики. Рациональная критика — это критика, опирающаяся на принятые критерии рациональноста. Нерациональная критика возникает в периоды кризисов, когда сами критерии рациональности проблематизируются. Т. о., рациональность науки ставится в зависимость от решении “эзотерического” круга лидеров, авторитетов, экспертов, которые навязывают свое понимание рационального — через систему обучения и профессиональной подготовки — остальным участникам научного сообщества.

    Цель деятельности ученого не истина (этот термин оказывается излишним при описании научной деятельности), а решение концептуальных или инструментальных “головоломок”. Успех вознаграждается признанием соответствующего научного сообщества; мнение людей, не включенных в это сообщество, вообще игнорируется или учитывается в незначительной мере. Поэтому, с одной стороны, научное сообщество крайне консервативно в своих оценках собственной рациональности (эта консервативность — условие единства и общности), с другой стороны, оно настроено почти всегда на полное отрицание “иной” рациональности, претендующей на решение тех же “головоломок”.

    Ποнятие прогресса науки, основанное на представлении о возрастающей истинности научных суждений, по Куну, исключается из философско-методологической рефлексии. Основания наиболее важных решений (напр., связанных с выбором фундаментальной научной теории), принимаемых ученыМ1[, в первую очередь следует искать в социологических и психологических обстоятельствах их деятельности, в особенности тогда, когда на роль инструментов объяснения претендует сразу несколько научных теорий. Логический анализ ситуаций выбора может оказаться совершенно бесполезным, поскольку “парадигмы” (господствующие образцы решения научных проблем — “головоломок”) задают и свою собственную лотку, а у разных парадигм могут быть разные логики.

    Психология и социология (а не нормативная “логика научного исследования”) призваны объяснить, почему в “нормальные” периоды ученые упорно держатся за принятые ими теоретические основания, при этом часто игнорируя объяснительный потенциал конкурирующих “парадигм”, иногда даже не обращая внимания на противоречия между опытом и объяснениями, получаемыми в рамках “своей парадигмы”, либо пытаясь устранить эти противоречия за счет гипотез ad hoc, а в периоды “кризисов” мучительно ищут возможности “гештальтпереключений” (это можно сравнить с тем, как человек, увидевший в рисунке психологического теста “утку”, с большим трудом заставляет себя увидеть в том же рисунке “кролика”).

    Научный процесс, как его понимал Кун, осуществляется не в “чистом мире идей и проблем”, существующем независимо от того, воздействует ли на этот мир чье-либо человеческое сознание, участвует ли оно в истории этого мира. Решения научных сообществ принимаются в условиях конкурентной борьбы между ними, а также под влиянием всей социальнокультурной жизни общества, в котором научные коллективы составляют небольшую часть. Отсюда социально-культурная (в первую очередь — социально-психологическая и социологическая) обусловленность критериев рациональности, которые суть реальные продукты мыслительных процессов, подверженных историческим изменениям.

    Образ науки, предложенный Куном, — это отход от классического рационализма, попытка уместить рациональность в ряду человеческих пристрастий и особенностей конкретных культурных эпох. Рациональность наполняется прагматическим смыслом: человек вынужден постоянно доказывать свою рациональность не ссылками на истинный Разум, а успехами своей деятельности. Поэтому, достигая успеха, он вправе называть свою деятельность разумной, отстаивая этот взгляд перед лицом конкурирующих воззрений о разумности и успешности действий. Каждое “научное сообщество” само судит о своей рациональности. Но свобода и рациональность отдельного индивида ограничены коллективным действием и умом “сообщества”; в этом Кун продолжает традицию классической социологии знания и социологии науки (Э. Дюркгейм, М. Шелер).

    Позиция Куна неоднократно подвергалась критике за ее “иррационализм” и “релятивизм”; однако эти обвинения осмысленны только с позиции классического рационализма. Кун был ориентирован на поиск более гибкого и приближенного к “реальности” рационализма. В основании этого поиска — как и иных современных ревизий рационализма — разочарование в безусловных ориентирах культурной истории и склонность к мозаическому, калейдоскопическому и плюралистическому видению мира и места человека в нем. Концепция Куна может быть поставлена в ряд мыслительных опытов, соответствующих социокулътурной критике, которой была подвергнута “философия субъекта”, восходящая к классическому европейскому трансцендентализму В ряде моментов эта концепция перекликается с идеями постмодернистской философии.

    Соч.: Структура научных революций. М., 1975; Объективность, ценностные суждения и выбор теории. — В кн.: Современная философия науки. Хрестоматия. М., 1994; Логика науки или психология исследования? — В кн.: философия науки. Вып. 3. Проблемы анализа знания. М., 1997; Copernical revolution: Planetary Astronomy in tile Development f Western Tliouhgt. N.Y, 1957; The essential tension. Selected Studies in scientific Tradition and Change. Chi.—L., 1977; Black-body Theory and the quantum Discontinuity. 1894-1912. Oxf., 1978.

    Лит.: Никифоров А. Л. От формальной логики к истории науки. М., 1983; Кузнецова Н. И. Наука в ее истории. М., 1987; В поисках теории развития науки (очерки западноевропейских и американских концепций XX века). М., 1982; Morion R. The Sociology of Science. An Episodic Memoir. — The Sociology of Science in Europe. L.—Amsterdam, 1977, p. 3—141; Criticism and the Growth of Knowledge. Cambr.,1970; Barnes B. Th. S. Kühn and social Science. N.Y, 1981; Paradigms and Revolutions: Appraisals and Applications of Thomas Kuhn's Philosophy of Science. L., 1980.

    В. Н. Парус